Подозреваю, что ей это далось нелегко, да и разговор у нас по поводу бывшего хассара Айгора вышел не простым, но я все равно осталась с папой. Наверное, потому что была единственной среди всех здесь, кто тоже подвергся влиянию шейсов и… Мне ведь тогда в Шоданаре казалось, что я все делаю правильно, а на деле — включи я там мозги, меня бы на Иристане уже не было. Но как раз доступ к мозгам мне перекрыли шейсы… Поэтому сейчас, в отличие от мамы, я и не осуждала отца. И боюсь, я останусь единственной, кто его не осудит… слишком показательна была реакция Ригана и Дьяра.
Папа пришел в себя на рассвете, когда луч утреннего солнца скользнул по его подушке и упал на лицо. Бывший хассар Айгора открыл глаза, взглянул в белоснежный потолок, а затем стремительно повернул голову и посмотрел на меня. Несколько секунд он только смотрел, а потом произнес:
— Кира…
— Привет, папа, — отозвалась я, поднявшись со стула, и подойдя к нему.
Агарн МакВаррас постарел. Постарел за одну ночь. В черных волосах, которые еще вчера были цвета воронова крыла, засеребрилась седина, под глазами залегли тени, на властном лице сейчас отчетливо были видны морщины, и все же он оставался могучим, сильным воином, наверное, единственным на Иристане, кто уделал меня под чистую.
Отец пристально смотрел на меня, я улыбнулась в ответ.
— Могла бы и убить, — тихо произнес он.
— Не могла, — возразила я, — ты мой отец. Он что-то прохрипел, силясь сказать, но затем:
— Твой отец Хапппар дас Шахрэа, Киран, я — воин, я никогда не поступил бы так с твоей матерью, если бы не он.
Услышать такое оказалось неимоверно больно. То есть мама меня не хотела, папа меня не хотел, и вообще если бы не энергетический глист, в смысле высокоорганизованный паразит шейс, меня бы не было. Обидно!
— Единственное, — продолжил Агарн МакВаррас, — что я совершил вопреки его приказу, так это отправил тебя и Киару прочь с Иристана…
Несмотря на вес, обуревавшие меня чувства, я прошептала:
— Очень благодарна тебе за это.
Папа молча накрыл мою руку своей широкой ладонью, и добавил:
— Я совершил лишь одну страшную ошибку в своей жизни, дочь, но сейчас, глядя на тебя, я понимаю — это был дар, дар небес.
Я грустно улыбнулась, а папа продолжил:
— Каждый раз, глядя на маленькую тебя, мне хотелось обнять, поиграть с тобой, даже поговорить, но я не мог…
Его голос оборвался, а у меня снова глаза наполнились слезами, которые я, как ни пыталась, не смогла сдержать. И когда одна слезинка сорвалась с ресниц и побежала по щеке, отец, глухо простонав, сказал:
— Лучше бы ты убила меня, дочка.
Торопливо вытерев глаза, я внесла другое предложение:
Давай так, пап, ты сейчас приходишь в себя, потом возвращаешься в хассарат, бьешь морду дедку МакОрат, он меня, между прочим в живот ударил больно, потом становишься хассаром, причем самым лучшим хассаром на Иристане! Что между прочим в живот ударил больно, потом становишься хассаром, причем самым лучшим хассаром на Иристане! Что скажешь?
Отец ничего не ответил — он потрясенно и явно не веря собственным ушам, смотрел на меня. Он…
— Пап, — я шмыгнула носом, театрально, но скорее пытаясь скрыть горечь, — пап, а кто, если не ты? Серьезно больно ударил, если бы не гелликс, я бы на месяц слегла точно.
И впервые в жизни, я увидела, как отец улыбнулся. Без насмешки, без сарказма, просто чисто по-человечески мне улыбнулся и пообещал:
— Я отомщу за тебя.
Победно улыбнувшись, я, взяв его за руку, уселась на край постели, и начала перечислять кто, за что, и вообще когда меня обидел с детства и до сих пор. Я рассказала даже о той драке, в младшей
школе, после которой у меня были выбиты. два молочных зуба. А папа лежал и слушал краткий пересказ всей моей жизни, и наверное, я впервые вообще ябедничала.
Эран, правда, попытался испортить момент, тихим:
"Сердце мое, с МакОратом я разберусь сам".
И он, конечно, всю ночь провел рядом со мной, точнее спал на второй больничной койке чтобы меня одну не оставлять и вообще Эран потрясающий мужчина, но я все равно капризно ответила:
"Ни атома, любимый. У меня теперь папа есть, вот пусть за все мое детство и отрабатывает!".
Но если откровенно — я была счастлива. У меня теперь было все — любимый мужчина, счастливая мамочка, любимый и потрясающий братик, и, наконец, самый настоящий отец, а то я по жизни Мике завидовала. А еще родина, которой я была нужна…
К тому моменту, как отец бросил вызов МакОрату и вернул себе хассарат, я уже находилась на Гаэре, и сдавала зачет по боевым искусствам мастеру Лоджену. Провалила, кстати, пришлось пересдавать. Зато бой папы и дедка МакОрата мне заснял и прислал Риган, за что я ему была очень благодарна, во-первых, потому что приятно было посмотреть, как папа тар-эну навалял, а во-вторых, потому что два папиных приема я потом использовала против Лоджена и зачет все-таки сдала.
Да, я вернулась на Гаэру и мне не просто далось это возвращение — Эран был против, а я ему честно призналась, что у меня есть свои цели в жизни, и если я их не достигну, я никогда не буду счастлива. И быть может, потому что я действительно стала его сердцем, а возможно потому то Гарданг повлиял, но Эран меня отпустил. Меня, Икасика и левого — вторая тень Нрого очень просилась с нами, а я левого полюбила, так что на Гаэру мы вернулись вчетвером — я, Икасик, левый и Дейм, который после лечения в тарском подобии гелликса был как новенький.
Так вот я вернулась на Гаэру чтобы завершить обучение, но уже там, на месте, выяснилось, что завершать его мне придется очень быстро. Мика вообще часа два материлась, когда узнала, но выбора у меня не было. Точнее был, но… но я решила, что пусть будет, как будет, правда вообще не сказала об этом ни Эрану, ни маме, ни даже отцу, с которым теперь каждый вечер разговаривала. Разве что брату честно во всем призналась, и Араван одолжил мне кэпа Виэрна, для помощи в сдаче экзаменов досрочно.
Сам Виэрн был только за, после казни того шейса, который захватил папино тело, кэп был в депрессии, но покидать тело Ара все равно отказывался. Так что через полгода, сдав экстерномвсе экзамены и нормативы, точнее нормативы я сдавала первыми, я получила диплом обокончании Космического университета, и направление напрохождение постдипломной практики в Илонесскую армаду, ктому самому адмиралу Вейнеру-Тирану, о котором мечтали всекадеты. Кэп и левый радовались как дети, я же, едва втиснувшись в мундир, даже не знала, радоваться ли, предчувствуя реакцию самого великого адмирала. Что и говорить, при виде меня адмирал Вейнер вовсе не обрадовался. Поговаривали, что получая нового капитана в свою армаду, Вейнер поил его до беспямятства, чтобы значит характер проверить, и только после этого назначал на корабль по своему выбору.