— Галстук, — лаконично потребовал Китнер, застегнув брюки.
— Да, сэр, — немедленно откликнулся Барри, подавая ему выбранную по собственному вкусу «бабочку».
Секретарь внутренне был готов к тому, что хозяин отвергнет его выбор. Однако тот взял галстук, окатив Барри холодным взглядом:
— Закончу одеваться сам. Скажите Хиггсу, чтобы машина была через пять минут.
— Слушаюсь, сэр. — Тейлор Барри поклонился и вышел, благодарный судьбе за то, что его наконец отослали прочь.
Китнер повернулся к зеркалу и начал завязывать галстук, раздраженно дергая за концы, но сдержал себя и замедлил движения. Барри был ни в чем не виноват. Встреча не состоялась по воле Кабреры и баронессы, а не личного секретаря, тот всего лишь честно выполнял свои обязанности. Китнер внезапно поймал себя на том, что смотрит на себя в зеркале, как на чужого человека, и быстро отвернулся.
Альфред Нойс убит. Фабиана Кюртэ тоже нет в живых. Нож и кинопленка исчезли. Сколько же времени прошло со времени трагедии в парке Монсо? Неужели двадцать лет? Он был одним из шести взрослых, которые участвовали в том дне рождения и снимали праздник на пленку. У них на глазах десятилетний Пол, сын Китнера и его жены Луизы, побежал за футбольным мячом, закатившимся за деревья. Нойс, не выключая камеру, пошел следом за мальчиком. И стал свидетелем того, как в грудь Полу вонзил нож невесть откуда взявшийся Александр, которому самому было тогда четырнадцать лет. Нойс мгновенно ухватил Александра за руку и развернул лицом к себе. А кинокамера все работала. Александр отчаянно пытался высвободиться, но не мог. Неожиданно выпустив из руки нож, он все-таки оттолкнул Нойса и бросился наутек. Однако все это уже не имело значения. Пол умирал, лежа на земле, пропитанной кровью. Удар ножа достиг сердца.
Александр бежал. Но он оставил две главные улики — орудие и саму сцену убийства, записанную на кинопленку марки «Супер-8». Нойс рассказал полиции о случившемся: Пола Китнера зарезал прятавшийся за деревьями подросток, который после совершения преступления бежал. Но больше полицейские не услышали от него ни слова. Он ни разу даже мельком не упомянул о том, что ему известна личность убийцы, что у него есть пленка, на которой преступление записано от начала до конца, и что ему удалось завладеть орудием убийства.
Он промолчал, потому что Питер Китнер был его лучшим другом на протяжении многих лет. К тому же Нойс был одним из немногих, кто знал истинное происхождение Китнера.
Он промолчал, потому что не ему было решать, как поступить с ножом и инкриминирующей записью. Решение на этот счет принимал Китнер.
В соответствии с этим решением на следующий день после того, как состоялись похороны Пола, Китнер вызвал к себе обоих — баронессу и Александра. Встреча состоялась в номере отеля «Захер» в Вене. Китнер не желал, чтобы его семье стало известно о существовании Александра. Он не хотел подвергать ее новым страданиям, которые наверняка принес бы скандальный процесс, когда один сын Китнера оказался бы на скамье подсудимых за убийство другого. Поэтому, предъявив попавшие к нему улики, он предложил баронессе и Александру соглашение. В обмен на молчание Китнера Александр должен был немедленно уехать из Европы в Южную Америку, где возьмет себе другое имя и начнет новую жизнь. При этом Китнер брался покрывать его расходы на жилье и образование. Александру было предложено подписать документ, в котором бы он навеки отказывался от претензий на свою родовую фамилию и обещал никогда не раскрывать свое настоящее происхождение. Иначе вещественные доказательства были бы переданы полиции. Другими словами, его платой за свободу становилось изгнание из Европы, а также из семьи, причем в самом суровом смысле слова. Отец наотрез отказывался признать Александра сыном.
У Китнера были все козыри — нож, фильм и очевидец в лице Нойса. Поэтому Александру не оставалось ничего иного, как подчиниться предъявленным требованиям. Баронессе также было велено подписать этот договор, так как Китнер прекрасно осознавал, что именно она была организатором и вдохновителем совершенного преступления.
Юридически Александр находился под ее опекой. А могущества баронессе было не занимать. Красавица-шведка русского происхождения, супруга французского филантропа барона Эдмона де Вьена входила в число влиятельнейших дам европейского света. Пути баронессы и Китнера в великосветских кругах часто пересекались. Внешне их отношения оставались сдержанно-деловыми. Однако за тщательно выстроенным фасадом скрывалась глубоко уязвленное самолюбие донельзя амбициозной женщины, в свое время грубо отвергнутой Китнером и его семьей, а потому посвятившей всю свою жизнь сведению с ними счетов.
Будь Китнер чуть проницательнее, он давно бы получил представление о том, какое будущее может его ожидать. Возможность предугадать свою судьбу представилась ему вскоре после того, как они познакомились и их роман только начинался. Предупреждение было скрыто в истории, которую она рассказала ему в холодный, ветреный день, когда влюбленные, взявшись за руки, прогуливались по набережной Сены. История эта, по словам рассказчицы, приключилась с ее близкой подругой из Стокгольма, когда та в пятнадцатилетнем возрасте вместе со своей школой побывала в Италии. И Китнер якобы первый, кому она открывает секрет подруги.
В Неаполе девушка случайно отстала от одноклассников и провожатых. Пытаясь найти путь обратно в отель, где они остановились, юная особа натолкнулась на уличного хулигана. Пригрозив ей ножом, тот заставил ее идти за собой. Потом, в обшарпанной комнатенке где-то в трущобах, он приставил свой огромный нож ей к горлу и потребовал от нее любви. Напуганная до полусмерти, она подчинилась. Но когда насильник лежал, отдыхая после собственного экстаза, девушка осторожно взяла нож и всадила его в грудь мерзавцу, а затем перерезала ему глотку. Но этого ей было недостаточно — она отрезала у него гениталии и швырнула их на пол. Затем пошла в ванную и тщательно вымылась, оделась и покинула квартиру. Полчаса спустя дорога в отель была найдена. Наконец-то состоялась встреча со школьными друзьями. Но никто из них не узнал о случившемся. Прошло более года, прежде чем подруга поведала наконец обо всем будущей баронессе.
Рассказ этот показался тогда Китнеру несколько странным и похожим на выдумку. Он не придал услышанному особого значения. Мало ли что сочинит двадцатилетняя красотка, пытаясь произвести впечатление своими жизненными познаниями. И все же одна деталь потрясла его вне зависимости от того, была ли эта история правдой или вымыслом: девушка не только убила мужчину, но и надругалась над его трупом. Можно понять, когда женщина мстит насильнику, даже убивает его. Но расчленение тела — это уже нечто другое.
Увидев кинокадры, запечатлевшие убийство Пола в парке, он тут же вспомнил странную историю и понял, что это не выдумка. Только не было никакой подруги. Баронесса рассказывала о самой себе. В мгновение ока она превратилась из жертвы в убийцу, а из убийцы — в мясника. Способность к такому превращению проливала особый свет на гибель его любимого сына. Тот был убит единокровным братом, родным человеком, о существовании которого Китнер дотоле не знал, причем убит, должно быть, все тем же ножом. Столь хладнокровно и жестоко Китнеру открыли глаза на то, что произошло ранее в Неаполе, чтобы у него не оставалось никаких сомнений, с кем ему приходится иметь дело. С отвергнутой любовницей, кровожадной, беспощадной, жаждущей растерзать его сердце и растоптать душу.