— А ты чего там сидишь вместе с предателями? Уходи оттуда немедленно!
И Иваненко со своим замом Поделякиным поднялся и ушел.
Когда Бакатин приехал представляться и проводить «душеспасительные» разговоры с коллегией КГБ, Шебаршин сел за стол по правую руку от него, Прилуков сел рядом с Леонидом Владимировичем, Леонов занял место напротив. Бакатин объявил, что прибыл в КГБ, чтобы КГБ разрушить, затем после короткой речи в полной тишине, в которой было слышно, как подвыпившие говоруны бузотерят около «Детского мира», сказал, коснувшись плеча Шебаршина:
— Вот мой первый зам.
Леонов увидел, как напряглось, сделалось незнакомым лицо Леонида Владимировича.
— Нет, — твердо произнес Шебаршин.
— Почему нет? — удивился Бакатин.
— Со мной об этом никто не говорил.
— Ладно, мы с этим разберемся потом, — сказал Бакатин и продолжил свою «душеспасительную» речь.
Двадцать третьего августа, на следующий день после коллегии, Леонов пришел в приемную Бакатина с рапортом об уходе со службы. Подал рапорт Бакатину буквально в дверях.
Тот пробурчал недовольно:
— Вы бы мне еще в коридоре бумагу подали.
— Где удалось, там и подал, — не остался в долгу Леонов, круто, как на плацу, развернулся и покинул приемную, в которой столько раз бывал ранее. Теперь бывать уже не придется, теперь надо будет начинать новую жизнь и осваивать другие приемные.
Как всегда бывает в таких случаях, что-то горько сжималось внутри, возникла боль, возникла и через некоторое время пропала — несмотря ни на что, надо было жить.
В голове родился невольный вопрос: а смог бы он работать с Бакатиным? Нет, не смог бы. Да и репутация у Бакатина, говоря словами Леонида Владимировича, в комитетских кругах была «не самая лучшая».
А если быть точнее, то с такой репутацией на Лубянке лучше не работать.
Уже поздно вечером традиционно встретились с Шебаршиным. Молча выпили по стопке водки, настоянной на рябине. Вкусная это была водка.
— Я подал рапорт об уходе, — негромко и спокойно произнес Леонов.
Шебаршин кивнул.
— Я подам завтра.
Но завтра уйти из КГБ не удалось ни Леонову, ни Шебаршину.
Шебаршин ушел лишь в сентябре, когда новый первый зам Бакатина Олейников (пришедший на место, которое было предложено Леониду Владимировичу) без всякого согласования, используя старый партийный прием, начал пропихивать на место первого заместителя к Шебаршину своего человека; Леонов ушел чуть раньше.
Находясь на даче, они некоторое время молчали, а потом неожиданно услышали далекий сдавленный плач… Или это послышалось? Вспомнился арестованный Крючков.
Он, даже став членом Политбюро, продолжал занимать здесь простенькую одноэтажную дачку, не уехал из «Леса», в то время как другие члены высшего синклита страны жили в огромных загородных особняках с большой прилегающей территорией и прислугой, — Крючков не захотел покидать «Лес» и остался тут.
Оба — и Шебаршин, и Леонов — знали, что и в городской квартире Крючкова, и здесь, на даче в «Лесу», были произведены обыски сотрудниками прокуратуры — искали следы антигосударственной деятельности бывшего председателя КГБ…
Интересно, что же они нашли?
Заговорили о Бакатине. Любопытно, что утром двадцать четвертого августа Бакатин, появившись в своей приемной, выслушал доклад дежурного офицера и задал ему неожиданный вопрос:
— Где вы были девятнадцатого августа?
Дежурный не стал ни врать, ни вилять, а ответил, так как было:
— На работе!
Добрая половина КГБ находилась 19 августа на работе, пока не отпустили людей, но Бакатин, психолог и душелюб, разбираться в этих тонкостях не стал, бросил коротко — почти через плечо, берясь за ручку двери кабинета:
— Уволить его!
Кадровик, следовавший за ним, как тень, поспешно записал в папку распоряжение шефа — кстати, юридически незаконное, но закон в те дни много тысяч раз был просто попран ногами, попран и растоптан.
Своим главным советником Бакатин избрал Олега Калугина, а работать с Калугиным — это не то чтобы «нонсенс», это — антисанитарное мероприятие… Было ясно как Божий день — дышать на Лубянке становится невозможно. Тем более что отставной генерал Калугин не выдержал, заявил по Би-Би-Си: «Роль КГБ в организации этого путча очень велика, — заявил он, и далее: — КГБ фактически выступил в качестве главного организатора антиконституционного заговора. Так я бы сейчас на месте президента не только расформировал КГБ СССР, а подверг его руководителей аресту».
Вот так, ни много ни мало. Ату их! А потом всех к стенке!
И Леонов, и Шебаршин много раз потом возвращались к ситуации, возникшей в КГБ с приходом Бакатина, к его обещанию разрушить КГБ и на месте старого здания возвести новое.
Но строитель из него был, честно говоря, никудышный. Разрушать могут все, а возводить — очень немногие, а если уж говорить о постройке приметной, после которой тепло говорили бы о ее создателе, — вообще единицы.
Прошло еще немного времени, и Шебаршин с Леоновым встретились вновь. Оба — пенсионеры, с красными книжицами на руках, очень изящными, сделанными из тонкого сафьяна — кожи высокого качества. На обложке удостоверения — герб СССР, надпись крупными буквами, не позволяющая сомневаться в том, что владелец такого роскошного удостоверения — пенсионер…
Генерал-лейтенант Шебаршин ушел на пенсию в пятьдесят шесть лет, генерал-лейтенанту Леонову было на несколько лет больше.
Им бы еще работать да работать — много бы пользы принесли, но нет — срезали прямо во время полета.
Время, когда человек находится на пенсии, ползет неторопливо, иногда кажется, что оно вообще останавливается, и разговор, который течет сам по себе, бывает тоже нетороплив. Как всегда случается у ветеранов, многое из того, о чем они говорили с Шебаршиным, начиналось со слов «А помнишь?».
Но «помнишь» — это прошлое, а надо думать о будущем, ведь они еще молоды, эти два военных пенсионера, полны сил, у них хорошие головы — надо думать, как жить дальше.
Тем более очень скоро все полетит в пропасть — страны, которой они верно служили, не стало (о тяжелом девяносто первом годе речь в книге еще пойдет).
Как быть, что делать, за какой островок в бешеном течении реки зацепиться, остановиться хотя бы немного и перевести дыхание?
Тяжело было…
Виктор Иванович Черкашин познакомился с Шебаршиным в семьдесят втором году, когда приехал в командировку в Индию. До этого ему пришлось поработать несколько лет в Австралии, затем в Ливане, потом в Центре — в Москве, где он был начальником направления, — в общем, это был человек опытный, знающий, с которым было интересно не только общаться, но и работать: у таких специалистов-«крупняков» обычно учатся молодые.