«Информация, которую нам передал Эймс, была слишком взрывоопасной, чтобы ее можно было безболезненно переварить. Она показывала, что разведывательная система нашей страны была основательно прогнившей.
Я был лично знаком со многими людьми из списка Эймса. Я общался и работал с ними. Пройдет немного времени, и некоторых из них поведут в каменный подвал, поставят на колени и выстрелят в затылок. Я был в ответе за то, что произойдет, впрочем, как и все остальные. Позже одного из этих людей я посадил в самолет, вылетающий в Москву. Да, я выполнял свой служебный долг, но моральная сторона происходящего сдавливала сердце. Лично я считаю, что офицеров КГБ, ставших предателями, следует увольнять из органов и лишать пенсий. Этого достаточно. Не следует прибегать к высшей мере наказания».
Состоялся у Черкашина и откровенный разговор с Крючковым. Владимир Александрович быстро понял, что творится на душе у его подчиненного, утешать, конечно, не стал — не в его это было манере, но и объяснить, почему в нашей разведке появилось столько предателей — «кротов», тоже не смог.
Настроение у Виктора Ивановича сделалось еще хуже. После разговора с Крючковым он ругал себя: нельзя допускать, чтобы кто-нибудь когда-нибудь где-нибудь увидел тебя подавленным, и уж тем более увидел собственный начальник, нельзя показывать свои карты или высказывать свое мнение, положительное или отрицательное, о том, как обстоят дела.
Но жизнь продолжалась, надо было работать, и через некоторое время Черкашин вновь вылетел в Вашингтон.
«Наиболее трудные этапы работы с Эймсом — его поиски и контакт с ним, отработка каналов связи, развитие с агентом личных отношений и особенно доверия друг к другу — были успешно пройдены. Однако в нашей профессии необходимость соблюдения постоянной бдительности не является пустой фразой. Одна ошибка может свести на нет усилия многих лет работы и стоить миллионы долларов».
Сотрудничество с Эймсом продолжалось. Это был великий агент (хотя почему был? — он есть, он жив, только сидит в американской тюрьме и, кто знает, может быть, будет выменян на какого-нибудь важного агента ЦРУ, сидящего у нас, хотя возраст у Эймса уже довольно приличный — ему более семидесяти лет). С его помощью было разоблачено значительное число американских агентов — Леонид Полещук, Геннадий Сметанин, Геннадий Варенник, Сергей Воронцов, Валерий Мартынов, Сергей Моторин, Владимир Поташев, Борис Южин, Владимир Пигузов, Дмитрий Поляков, Владимир Васильев и другие.
Тринадцатого июня 1986 года Черкашин в последний раз встретился с Эймсом, после чего уехал в Москву. Позади остались семь лет работы в Штатах.
Требовался отдых, Черкашин давно не был в отпуске, поэтому, написав отчет, подождал, когда его примет начальник управления «К» (внешняя контрразведка) Анатолий Киреев, и уехал в отпуск. Киреев принял его довольно холодно, насчет будущей работы ничего не сказал, поэтому Черкашин отправился на отдых в неведении — совсем не знал, в какой отдел и на какую должность вернется. Это было неприятно.
Имелись другие вещи, которые омрачали настроение, — дачный участок Черкашина (один из тех, что были выделены ему как сотруднику разведки) передали другому человеку, также офицеру КГБ. Черкашина об этом не предупредили — даже не сочли нужным предупредить, а это было более чем неприятно.
Вернулся из отпуска — картина та же самая… Кадровики только плечами пожимали, когда он спрашивал: в какой отдел ему выходить на работу? В том, что его оставят в управлении «К», где он проработал всю сознательную жизнь, Черкашин даже не сомневался. Иного просто быть не могло…
Несколько раз он заходил к кадровикам — реакция была та же: недоуменное пожимание плечами. Все, мол, находится на столе у начальства, а начальство пока не дает никакой команды. И тогда Черкашин начал анализировать собственную жизнь, действия, своих друзей и недругов и так далее — в таких ситуациях в голову ведь приходит всякое, и дельное, и не очень дельное… В чем он мог провиниться?
Работал в разведке один очень сложный человек — Олег Калугин, долгое время он был начальником управления «К», в котором работал Черкашин. Калугин считался одаренным человеком, но самолюбивым, заносчивым, напористым, сумел быстро сделать карьеру — в сорок один год стал генерал-майором, таких случаев в истории КГБ были единицы. Черкашин закончил вместе с Калугиным один вуз — Институт иностранных языков КГБ, и, как со всеми однокашниками, поддерживал с ним добрые отношения. Дружить не дружил, но отношения были нормальными. В семьдесят девятом году у руководства Лубянки возникли подозрения, что Калугин является американским агентом, подозрения эти не подтвердились, но и не опроверглись, и через некоторое время он лишился своей престижной должности.
А через десять лет Калугин повел на Лубянку настоящую атаку — такого еще не было в истории органов. Потом он выехал в Америку и спустя какое-то время стал гражданином США. Более того, он то ли сам создал фирму, то ли подрядился уже в действующую фирму, где начал зарабатывать деньги способом, вызывающим, мягко говоря, недоумение: водил экскурсии по «шпионским местам КГБ».
Калугина обвинили в том, что он выдал американцам ряд агентов КГБ, и в 2002 году он был заочно осужден как изменник Родины. Черкашину, конечно же, не простили, что он учился вместе с Калугиным в одном институте, хотя Виктор Иванович давно порвал с ним всякие отношения. Шебаршин, ставший за эти годы другом Черкашина, относился к Калугину очень резко, даже брезгливо. Более того, будучи уже начальником разведки, он как-то позвонил Черкашину и предупредил:
— Смотри, Виктор, не попади под влияние Калугина.
— Вряд ли уже попаду, — ответил Черкашин, — Калугин ко мне не обратится ни с каким вопросом — исключено. Я с ним порвал все отношения.
Это была правда, Черкашин выступал против атаки Калугина на КГБ, считал ее оголтелой и высказал это Калугину в лицо.
В 1979 году Калугин после ПГУ был отправлен работать в Питер, заместителем начальника управления, ему выделили элитную ухоженную квартиру, которую за пару лет он довел до состояния мусорной свалки, деньги не платил ни за телефон, ни за жилье, завел пассию — двадцатисемилетнюю даму, которая называла его «папой». Собственно, так оно и было — для нее этот стареющий дядя действительно был папой.
Когда он освободил квартиру, то в нее въехал Виталий Михайлович Прилуков, начальник Питерского управления КГБ, и нехорошо подивился тому, что увидел в этом некогда ухоженном жилье. Но это было позже. Вернемся к Черкашину. Пока что он маялся без работы.
В один из дней Черкашину позвонил сотрудник управления кадров и попросил явиться в «Лес» в парадном костюме. Виктор Иванович явился. Его пригласили в актовый зал. В актовом зале, тихо переговариваясь, сидели человек двести сотрудников ПГУ, в основном руководящих, — Виктор Иванович почувствовал, что должно произойти нечто торжественное: лица у многих были просто сияющие, буквально светились. Оказалось, предстояло награждение сотрудников разведки государственными наградами.
Вот на сцене появился Виктор Чебриков, тогдашний председатель КГБ, за ним Владимир Крючков — начальник разведки, еще несколько человек, которых Черкашин не знал, — наверное, это были люди со Старой площади, из ЦК.