При начальнике управления внешней разведки Сахаровском была создана специальная группа анализа и планирования, в которую и вошел новый сотрудник Юрий Сцепинский. Впрочем, Сахаровский — это очень высоко, где-то в поднебесье, на недосягаемом троне; ниже располагалось еще множество разных начальников, промежуточных, так сказать, среднего ранга.
Так вот непосредственным руководителем Сцепинского оказался немолодой человек, бывший когда-то шифровальщиком у Сталина на Тегеранской конференции. Мыслил он, конечно, по старинке, считая, что по старинке надежнее, полагал, что самый безотказный и проверенный инструмент — пишущая машинка с ножным веревочным приводом (электричества не надо) и каменным вечным шрифтом. А тут пришел новый сотрудник, длинноногий, борзый, поджарый, признающий только высокие скорости, который мыслит совсем не так и полагает не так… Было над чем задуматься старому опытному шифровальщику.
Он предложил новому сотруднику сочинить бумагу, где была бы изложена и концепция, и способы работы разведки в современных условиях, и соответственно — обозначить нужды: какая техника необходима, какие конкретно специалисты и в каком количестве, поработать также и над экономическим обеспечением, и…
В общем, в бумаге должно быть все, все, все.
Сцепинский засел за документ, работал несколько дней и написал такое, что у старого шифровальщика чуть зубы изо рта не повыпадали. Возбудился он невероятно, вскричал:
— Да вы что, сударь? Вы просите штат в сто пятьдесят человек — кто их вам даст? Вы просите валюту, гигантскую сумму — и это в стране, где немало людей, которые и хлеба-то вдоволь не едят! Нет, нет и еще раз нет! Бумагу надо переделать.
Переделали. Хотя Сцепинский стоял на своем, утверждая, что оружие современной разведки — новейшие информационные средства, иначе щи лаптем придется хлебать еще очень и очень долго, — документ передали. В переделанной бумаге штат нового управления урезали до двадцати пяти человек, валюту обрубили настолько, что на деньги те только кнопки и можно было купить.
Наступил час, когда разведначальство было вызвано наверх, на площадь Дзержинского, к самому Андропову Юрию Владимировичу. Андропов поразил Сцепинского тем, что оказался очень доступным и простым человеком — как, собственно, и все умные люди. Разговаривать с ним было легко.
Сцепинский поймал себя на мысли, что он, например, побаивается шифровальщика Сталина — очень уж тяжело бывает иногда общаться с ним, — а вот Андропова не боится нисколько.
Председатель КГБ внимательно изучил бумаги.
— Та-ак, — задумчиво произнес он, — штат двадцать пять человек… Деньги на приобретение оборудования — вполне божеские… Та-ак, — он еще перелистал бумаги, потом еще, и поднял голову. — Юрий Евгеньевич, скажите, вы тоже хотите штат в двадцать пять человек? — неожиданно спросил он у Сцепинского.
Сцепинский не сразу и понял, что обращался Андропов к нему — молодому человеку среди этих убеленных сединой мудрецов. Поспешно вскочил со своего места.
— Нет, — проговорил он неожиданно резко. — У меня свои расчеты.
Андропов закрыл папку с бумагами.
— Понятно. Подготовьте их и… и давайте встретимся еще раз, — сказал он, — уже на вашей территории. Ждите, я приеду к вам сам. А пока готовьте новую бумагу. Посмотрим, что будет в ней.
На том и раскланялись. Сцепинский выдержал презрительные взгляды и нотации шифровальщика, подковырки и замечания более опытных коллег и подготовил свой новый (а точнее, старый) вариант бумаг — описал, так сказать, будущую группу анализа и планирования очень красочно, не пожалев на это слов и цифр, хотя и брал, как он считал, по минимуму.
Размещалась группа в старом купеческом особняке, очень добротно возведенном, уютном — там хорошо работалось. Андропов туда и приехал, вновь выслушал группу, познакомился с разными точками зрения и в результате подписал бумагу Сцепинского… Штат утвердил в сто пятьдесят человек, как и просил Сцепинский, и валюту выделил: двадцать пять миллионов немецких марок.
Теперь предстояло купить новейшую технику, что, может быть, сделать было еще сложнее, чем подписать бумагу у могущественного Андропова. Советский Союз был окружен торговым запретом, как высоким забором, через который не только человек не мог перебраться — даже птица не могла перелететь, вот ведь как, — американцы старались как могли. Невозможно было даже вешалку из мягкой нержавейки купить — это был новый материал… А раз новый, значит, для Советского Союза секретный.
Помогли друзья — вскоре в купеческий особняк привезли мощную ЭВМ. Никто не верил, что это удастся сделать — удалось.
Вот так и родилось могучее управление «И». Разделов, которые начала обрабатывать могучая машина, было несколько: «Персоналии», «Объекты оперативного интереса», «Знание противника о нас» и так далее.
Машина быстро стала своей в центре разведки — вскоре без нее не мыслили уже работы. Сцепинского назначили руководителем контракта с советской стороны. Он начал сам проектировать схемы совмещения нескольких машин, рисовать конфигурации — в общем, работа закипела.
А потом вышла неувязка — пропала секретная схема, подлежащая уничтожению, и Сцепинскому пришлось уйти из управления: за исчезновение таких бумаг обязательно кто-нибудь должен был ответить. В этот раз пришлось ответить Сцепинскому.
Поскольку был он человеком ученым, то пошел работать в систему Академии наук — это было интересно, — и здорово продвинулся по служебной, профессиональной лестнице: стал доктором наук, профессором, заместителем директора института.
В прежней конторе его произошли изменения — ушли на пенсию «шифровальщики» со скрипучими мозгами, их было немало, аналитический центр возглавил ученый — доктор наук Николай Леонов. Было понятно: в работе своей, в подведении аналитических итогов Центр теперь будет опираться на науку; методы, когда люди, поплевав на палец и подняв его над головой, тем самым определяли направление ветра, остались в прошлом. Сцепинский вернулся работать в Центр — вернулся уже ученым, имеющим имя, человеком, с чьей точкой зрения нельзя было не считаться. Вот здесь-то Сцепинский и встретился первый раз с Шебаршиным.
Ну, какое впечатление сложилось у него от Шебаршина? Работать с Шебаршиным было приятно, комфортно, если можно так выразиться, ему не надо было разжевывать прописные истины — Шебаршин все схватывал с лету, мгновенно, это был человек совершенно другой конструкции, чем те люди, с которыми Сцепинскому приходилось работать раньше.
Участок, который теперь вел Сцепинский, был важным и, может быть, несколько необычным для разведки и вообще для всей системы госбезопасности — научно-оперативный совет. Но главное не это — он был интересен для доктора наук, профессора Сцепинского, — была видна перспектива, цель.
Той порой назревали перемены: Верховный Совет России занялся разработкой закона о безопасности Российской Федерации и страны в целом, поскольку Россия тогда входила в состав Советского Союза, а Союз еще жил, еще только разрабатывались планы, как бы получше его завалить.