Собственно, помощь эту он получал от нас не даром — за все платил. Мы поставляли ему оружие, технику, боеприпасы, горюче-смазочные материалы за деньги, как любой другой стране.
Это была уже не братская — сиречь бесплатная — помощь, как во времена Брежнева или Андропова, а «бизнес», рожденный в пору Горбачева, Ельцина и других вознесшихся на пьедестал деятелей.
Главными советчиками у нас стали, естественно, американцы. Так вот, они запретили нам поставлять что-либо Наджибулле. Вся военная техника в Афганистане встала, стрелять было нечем, а значит, и защищаться было нечем. Мы предали Наджибуллу, который верил нам.
Когда выхода уже не было совсем, все артерии были перетянуты, и надо было улетать из страны, Наджибулла не смог этого сделать — заправочные баки самолета были пусты.
Наджибулла на машине вместе с братом колесил по Кабулу, надеясь найти убежище, переждать там, но повсюду, боясь талибов, перед ним закрывали двери. Приютила только одна организация — миссия ООН.
Талибы, недолго думая, напали на эту дипломатическую миссию — не задумываясь ни секунды, схватили Наджибуллу с братом. Пытали его страшно, с особым азиатским изуверством.
Когда утром следующего дня на улицах Кабула появилась машина с привязанным к бамперу человеком, который и на человека-то был уже мало похож, в нем трудно было узнать Наджибуллу.
Машина волокла человека за собой. Руки и ноги у него были переломаны, лицо представляло сплющенный, хорошо обработанный молотком бифштекс, мужское достоинство отрезано… Страшно было смотреть на этого человека.
Через несколько минут он под радостное улюлюканье толпы был повешен в центре Кабула.
Интересно, что говорили на этот счет Горбачев и Ельцин своим соратникам? И что говорил министр иностранных дел Афганистана Вакиль, который помог талибам пленить Наджибуллу?
Предательство всегда неплохо оплачивалось. Вакиль ныне живет в Швейцарии, ни в чем себе не отказывает — живет на широкую ногу…
Говорят, что к пыткам и убийству Наджибуллы были причастны пакистанские офицеры. А от офицеров пакистанских очень недалеко до офицеров американских.
Но вот какая вещь. Думаю, Горбачеву, который ныне тоже очень неплохо живет и также ни в чем себе не отказывает (единственное, на что жалуется — ему редко дают выступать по телевидению, но слушать его, право, совсем неинтересно), известно, что существует в человеке такая штука, как совесть. И в народе она существует.
Народу стыдно за то, что совершили Горбачев и Ельцин, люди чувствуют себя виноватыми за судьбу наших убитых, замученных, просто умерщвленных сторонников.
Совестливые люди ушли, а за судьбу России стали беспокоиться, как написал Шебаршин, «другие люди, воспитанные на западной социологии и экономической науке, беспредельно честолюбивые и, увы, столь же беспредельно алчные».
Одержав маленькую победу над несчастным доктором Наджибуллой, тот же Горбачев, те же сподвижники Ельцина и их зарубежные покровители проиграли другую битву, большую… При Наджибулле границы были закрыты, наркотики, производимые в Афганистане, там, в основном, и оставались, сейчас же им предоставлен широкий «трафик» в Европу, часть оседает и в России. Гибнут молодые люди, гибнет будущее, но Горбачеву до этого, похоже, нет дела.
Как будет выбираться Россия из этой беды, как будет жить дальше, никто не знает. В том числе не знает и Горбачев. Я от многих слышал горькое высказывание:
— Лучше бы он оставался в Ставропольском крае помощником комбайнера до сих пор — пользы для России было бы больше.
Чуть лучше судьба была у Бабрака Кармаля — предшественника Наджибуллы на посту руководителя государства. Свое кресло он оставил в восемьдесят шестом году, летом, — под давлением Москвы. Москва предала Кармаля, даже не удосужившись подсластить пилюлю, и из главы Афганистана Кармаль превратился в обычного скромного пенсионера.
Что было дальше? Дальше он жил в Москве, а потом «ветер судьбы унес Кармаля в Кабул, оттуда в Мазари-Шариф под крыло генерала Дустума, и завершить свой путь довелось ему в Москве, в Центральной клинической больнице в 96-м году. Похоронили его в Афганистане».
Шебаршин написал, что он «на прощание с афганским вождем не пошел — было стыдно и не хотелось говорить правду, а врать было бы невыносимо. Его отсутствия никто не заметил». Ведь был Леонид Владимирович к той поре обычным отставным генералом, таким же, как и Кармаль, пенсионером.
«Наджибулле, Наджибу, Доктору везло, пока за его спиной стоял могучий Советский Союз, воплотившийся в КГБ, — подчеркнул Шебаршин в одной из своих книг. — Москва сбросила коммунистическое обличье, к власти пришли временные пустотелые люди без роду, без племени. Они поспешили предать своих друзей и союзников, рассчитывая заплатить их жизнями за место в цивилизованном мире».
Этот горький текст Леонида Владимировича имеет прямое отношение к Ельцину и его верным сподвижникам, непонятно только, кто дал им нравственное право распоряжаться чужими жизнями. Имена этих людей хорошо известны, и история российская, не терпящая, как известно, сослагательных наклонений, вряд ли забудет их. В ситуациях с Наджибуллой, Хонеккером, Живковым — в первую очередь.
«Возможно, Ельцин и не помнил Наджибуллу, — отметил Шебаршин, — но человек с подменным именем Козырев его, разумеется, знал. Они выбросили друга Советского Союза — России только потому, что он был неприемлем для США. Наджиб похоронен в Гардезе. Поколения афганцев будут приходить на его могилу…».
Последний раз Шебаршин видел Наджибуллу в апреле девяносто первого года. Советские войска были уже выведены из Афганистана, оппозиция большей частью была подавлена, во многих провинциях уже было тихо — бои не шли. Люди стремились к мирному труду, но кое-кто, в основном за океаном, не хотел униматься.
Воевать ведь чужими руками и бросать на плаху чужие жизни всегда было гораздо проще, чем тратить жизни свои, и уж тем более проще, чем ходить в атаку на неприятельские окопы.
Разговор тогда шел о будущем Афганистана. Наджибулла, умный человек, политик, знающий, что такое сострадание, хотел быть уверенным, что Советский Союз останется с ним. И это заверение он получил от наших посланцев.
Семья его жила в скромном помещении старого королевского дворца. Ужин, очень вкусный, простой, без изысков, приготовили жена Наджиба Фатан и ее сгорбленная, но не утратившая проворности старенькая нянька. Здесь же крутились очень любопытные, улыбчивые, шустрые дочки Наджиба.
Впрочем, посидеть за столом со взрослыми им не дали — отправили спать.
Изъяснялись, как потом вспоминал Шебаршин, на смеси фарси, урду и английского языка, хотя этой смеси не понимал даже переводчик, который находился в доме, но Шебаршин и Наджиб понимали друг друга очень хорошо. Вообще с Наджибом было легко, он все хватал с полуслова, мысль ловил на лету, был человеком и образованным, и мыслящим. На столе стояли две бутылки популярного виски «Чивас Регал».