Карьера жившего, как ему казалось, в добрых отношениях с японской полицией советского разведчика Константина Преображенского оборвалась поздним вечером 15 июля 1985 года, когда под проливным дождем в небольшом парке Сэндзоку, что между станциями Уэно и Асакуса, вместо ожидаемого китайского агента из кустов навстречу к Преображенскому, если верить его же воспоминаниям, вышла группа крепких мужчин в светлых плащах (что странно: середина лета в Токио — разгар удушающей жары!) и направила на него свои фонарики. Заработала полицейская видеокамера, а за ней и четко отрегулированная система: через два дня майор Преображенский покинул Токио, чтобы через двадцать лет покинуть и Россию.
Между прочим, Николаю Петровичу Кошкину Токио тоже пришлось покинуть довольно спешно, но чуть раньше — на рубеже 1979–1980 годов. Как раз тогда из резидентуры ПГУ КГБ СССР на Запад ушел разведчик — состоялось предательство Станислава Левченко, к которому его последователь Константин Преображенский относится в своей книге с нескрываемой симпатией.
Майор Первого главного управления КГБ СССР Станислав Левченко служил в Токио одновременно с Николаем Кошкиным, но тот его, конечно, ни разу не вспоминает в своих мемуарах. Ни разу — вплоть до того самого момента, когда Левченко ушел на Запад, а значит, большинству его сослуживцев пришлось «уйти на Восток» — вернуться на родину. Правда, с сугубо географической точки зрения, Левченко бежал как раз на восток — именно там по отношению к Японии находятся Соединенные Штаты Америки, а раскрытым им коллегам предстоял перелет на запад, где относительно Токио расположена Москва, но это, как говорится, детали.
Станислав Александрович Левченко родился в семье кадрового офицера, участника боевых действий, вскоре после начала войны, в 1941 году в Москве. Как и Преображенский, он окончил элитный Институт стран Азии и Африки МГУ имени Ломоносова, а потом еще и аспирантуру Института востоковедения Академии наук СССР, где когда-то работал Роман Ким. Возможно, будучи еще студентом, он даже встречался с первым советским ниндзя. С 1966 года Левченко служил в военной разведке — ГРУ ГШ ВС СССР, а затем перешел в разведку политическую — ПГУ КГБ СССР. В октябре 1979 года он попросил убежища в американском посольстве в Токио, чему не в последнюю очередь наша разведка обязана служившему тогда заместителем резидента полковнику Пронникову, более известному ныне в качестве соавтора одной популярной книги о Японии. Его постоянные придирки и издевательства над Левченко способствовали принятию решения о побеге, хотя, конечно, дело было не только в Пронникове.
Левченко выдал американцам около двухсот советских агентов в Японии, среди которых значились такие крупные фигуры, как бывший министр труда Исида Хирохидэ (кличка «Гувер»), лидер Социалистической партии Кацумата Сэйити (кличка «Гавр»), заместитель главного редактора влиятельной консервативной газеты «Санкэй» Яманэ Такудзи (кличка «Кант»), крупный бизнесмен, связанный через якудза с ЦРУ, советник премьер-министра Накасонэ, Сэдзима Рюдзо (кличка «Краснов»). Большинство из выданных агентов лишились работы, но дальше этого преследования не пошли. Сам же Левченко, в 1981 году заочно приговоренный в Советском Союзе к расстрелу, живет в США, где, как и Преображенский, сотрудничает с газетами и радиостанциями, чья целевая аудитория так или иначе связана с русской диаспорой. После бегства он написал три книги, изданные на английском и японском языках, в которых рассказал о своей биографии, службе в разведке и попытался объяснить причины, которые подтолкнули его к предательству.
Известный писатель и телеведущий, японовед по образованию, начинавший свою журналистскую карьеру с политических детективов о японском милитаризме, Леонид Млечин писал о предателе: «Станислав Левченко утверждал, что советская разведка располагала в Японии двумястами агентами. Среди них фигурировали бывший член правительства, деятели оппозиционной социалистической партии, несколько членов парламента и специалисты по Китаю: от резидентуры в Токио требовали тогда во что бы то ни стало помешать сближению Японии и Китая.
По словам Левченко, советские разведчики уговорили одного члена парламента организовать депутатскую ассоциацию дружбы с Верховным Советом СССР. Он получал деньги от КГБ (но ему об этом не говорили) на издание ежемесячного журнала. Левченко также заявил, что и влиятельная социалистическая партия Японии субсидируется КГБ. Это делается через “фирмы друзей”, которые получали выгодные контракты от советских внешнеторговых организаций, а взамен перечисляли на счет соцпартии пятнадцать — двадцать процентов прибыли.
Заодно Левченко рассказал, что в Японии советские разведчики передавали наличные представителю нелегальной филиппинской компартии в чемодане с двойным дном.
Это похоже на правду. Начальники региональных отделов первого Главного управления лично отвечали за передачу денег коммунистическим партиям в странах, которые курировали.
После бегства Левченко Крючкову пришлось полностью сменить состав резидентуры в Токио и японского отдела в центральном аппарате. Так происходило после каждого провала.
Я знал молодых разведчиков-японистов, которые благодаря этому смогли поехать в Токио на освободившиеся в резидентуре места. И я встречал опытных сотрудников японского направления советской разведки, которым бегство Левченко сломало карьеру: они лишились возможности ездить за границу, их убрали с оперативной работы, перевели на работу малоинтересную. Они считали свою жизнь сломанной.
Один бывший начальник Левченко после товарищеского ужина сказал мне:
— Если бы он мне попался, я убил бы его собственными руками.
Я посмотрел на него и понял: он бы это сделал…»
На Западе, разумеется, побег Левченко восприняли строго наоборот. Известный в США разоблачитель козней советских спецслужб Джон Бэррон сделал приговоренного к смерти майора одним из главных героев своей нашумевшей книги «КГБ сегодня. Скрытые щупальца». Более того, ее автор прямо назвал биографию Левченко и историю его бегства поводом для написания этого бестселлера, а своего героя представил рыцарем без страха и упрека: «Замысел этой книги родился в ноябре 1979 года, мрачным, дождливым вечером, когда у меня дома впервые появился майор Станислав Александрович Левченко. Незадолго до этого Левченко тайно перебрался в Соединенные Штаты из Токио, где на протяжении примерно пяти лет ему пришлось принимать непосредственное участие в крупных операциях, осуществляемых КГБ. Он все еще переживал перипетии своего побега, все еще находился под свежим впечатлением разлуки с семьей и близкими и, казалось, был ошеломлен тем, что оказался в чужом ему обществе, которое его учили ненавидеть и презирать.
В то же время Левченко произвел на меня впечатление “офицера и джентльмена”, патриота своей страны. Ненавидя КГБ и советскую систему, он с благоговением относился к своей родине и народу. Этот человек понравился мне с первого взгляда. Мы беседовали, сидя у камина, и слушали музыку. Некоторые записи он просил повторять снова и снова: “Радость любви”, “Говори со мной о любви”, “Наша твердыня — Господь”, “Боевой гимн республики”…»