«Выступавший на этом процессе в качестве обвинителя генеральный прокурор Великобритании Шоукросс заявил, будто бы Фукс передал атомные секреты «агентам советского правительства». ТАСС уполномочен сообщить, что это заявление является грубым вымыслом, так как Фукс неизвестен Советскому правительству и никакие «агенты» Советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения».
Все государства публично отрекаются от пойманных шпионов, но тайно стараются помочь им или их семьям. Но арестованный Фукс не имел для Сталина и руководителей разведки никакой ценности. Кроме того, признание Фукса было расценено как отсутствие чекистской стойкости, если не как предательство. В Москве о нем забыли.
За примерное поведение в июне 1959 года Клауса Фукса освободили. Он обосновался в ГДР, где к нему отнеслись с полнейшим уважением, сделали заместителем директора Института ядерной физики, избрали академиком, членом ЦК, дали государственную премию. Признать свою ошибку, извиниться перед Фуксом в КГБ не пожелали.
Один раз, в 1968 году, Фукс приехал в Советский Союз. К нему не проявили никакого интереса. Когда полковник Феклисов просил руководство первого главного управления КГБ возбудить ходатайство о награждении Фукса орденом или об избрании иностранным членом Академии наук, воспротивился президент академии Мстислав Всеволодович Келдыш.
– Делать это нецелесообразно, – сказал он, – ибо ослабит заслуги советских ученых в создании ядерного оружия.
Уже после смерти Фукса полковник Феклисов побывал на его могиле и навестил его вдову.
– Что же вы так поздно пришли? – горестно спросила она. – Клаус двадцать пять лет ждал вас…
Что же удивляться, что в годы войны никто в Москве не собирался спасать Зорге. Хуже того, его жена, Екатерина Максимова, в сентябре 1942 года была арестована. Вероятно, это произошло после того, как Москве стало известно, что Зорге признал себя советским разведчиком и дает показания. Дальнейшую ее судьбу восстановили журналисты «Комсомольской правды». После девятимесячного следствия ее отправили в ссылку в Красноярский край. Она работала на военном заводе, голодала, просила прислать ей денег.
В 1943 году ее родные получили письмо:
«Сообщаю вам, что ваша Катя 3 июля 1943 года, находясь на излечении в Муртинском районе, в 5‑й Муртинской райбольнице, умерла. В больницу она поступила с химическими ожогами… Иногда у нее со слезами срывался вопрос: «За что?!» За три-четыре дня до смерти у нее начался паралич нёба, она стала неразборчиво говорить, но она все же просила меня записать Ваш адрес. Умерла сразу, как-то набрала много воздуха, вздохнула, и ее не стало.
Ее похоронили здесь же, на кладбище. Могилу сделали высокую и поставили деревянный крест с надписью и датой. Деньги, оставшиеся после нее, сорок пять рублей, израсходовали на могилу, похороны и крест. После нее остались вещи: серая юбка, шерстяная теплая безрукавка и галоши старые. Вещи хранятся на складе больницы…»
Письмо прислала медсестра, на руках которой в невероятных муках скончалась никому не нужная жена выдающегося советского разведчика.
Гестапо оказалось милосерднее НКВД. Гестаповцы не тронули ни русскую мать Зорге (она умерла своей смертью в 1952 году), ни его братьев.
В Токио суд над Зорге начался в мае 1943 года. Приговор вынесли в сентябре. Зорге и его главный информатор Ходзуми Одзаки были приговорены к смертной казни. Радист Макс Клаузен и помощник Зорге Бранко Вукелич – к пожизненному заключению. Еще двенадцать членов разведгруппы получили различные сроки – от двух до пятнадцати лет тюрьмы.
7 ноября 1944 года Рихарда Зорге казнили. Его повесили. Он не потерял присутствия духа, вел себя необыкновенно мужественно перед смертью. Крикнул:
– Да здравствует Красная армия! За здравствует коммунистическая партия Советского Союза.
Ему было сорок девять лет. Пожалуй, к лучшему, что в предсмертные часы он не знал, что в Москве не только отреклись от него, но и давно о нем забыли. Списали…
Я много лет знаю Владимира Ивановича Ерофеева, известного дипломата, который был когда-то помощником Молотова и много о нем рассказывал. Знаком и с его сыном, Виктором Ерофеевым, литературоведом и писателем. И лишь совсем недавно узнал, что жена Владимира Ивановича – Галина Ерофеева в годы войны была переводчицей токийской резидентуры военной разведки.
– Работая без малого год в аппарате военного атташе, – рассказывала Галина Ерофеева, – я ничего не знала о существовании Зорге и его организации. Это было окутано абсолютной тайной. И поэтому, когда на мой стол попал парламентский вестник, и я случайно его открыла, то увидела сообщение о казни Зорге и Ходзуми Одзаки, как было сказано, русских шпионов. Я доложила о прочитанном военному атташе и по тому, как засуетились и забегали после этого сотрудники аппарата военного атташата, поняла, что произошло что-то крайне серьезное, хотя до этого никогда этих имен ни от кого не слышала. Вызвали шифровальщиков, сообщили послу и в Москву…
После войны первыми Зорге заинтересовалась американская военная разведка, которая изучала японские архивы и потратила немало времени, чтобы изучить его работу. Благодаря американцам стал известен масштаб работы группы Зорге.
Первый заместитель, а затем и министр иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский строго-настрого запретил дипломатам упоминать имя Зорге. Указание шло от Сталина. В архивах была произведена большая чистка – все документы, связанные с Зорге, исчезли. Видимо, причина состояла в том, что Зорге передал в Москву о том, что японцы готовились напасть на американские базы, а Сталин американцам ничего не сказал. И Сталин не хотел, чтобы все это выплыло наружу. Потому что американцы получали право резонно сказать: вот Советский Союз предъявляет претензии союзникам, а сам не предупредил о нападении японцев. А Сталин, конечно же, был заинтересован, чтобы японцы напали на Соединенные Штаты. Понимал, что тогда американцы обязательно вступят в войну.
Американцы же после оккупации Японии так заинтересовались Зорге, потому что всю страну интересовал один вопрос: а не знал ли президент Франклин Рузвельт о готовящемся нападении на базу в Пёрл-Харборе и позволил японцам потопить флот, чтобы получить предлог для начала войны?
Американцы вернули в Советский Союз освобожденного из японской тюрьмы радиста Макса Клаузена и его жену. Их доставили в Москву, передали в распоряжение военной разведки и поселили на конспиративной квартире.
«Они недавно вышли из тюрьмы, и у них были сероватые лица, темные круги под глазами, несколько одутловатые лица, – рассказывала Галина Ерофеева, которая после войны стала переводчицей главного разведуправления генерального штаба. – Они были напуганы, они не знали, что их ждет. Мне Макс показался более приятным человеком. Он был по-детски добродушен, располагал к себе. Анна была озлоблена, смотрела хмуро. Попав в сталинскую Россию, она ничего хорошего для себя не ждала».
Чету Клаузенов попросили вспомнить все: совместную работу с Зорге, поведение каждого из членов группы, вероятные причины провала, ход следствия. Клаузен с утра до вечера добросовестно печатал свой рассказ на принесенной ему пишущей машинке.