– Вера, – сказал Осборн, – плевать я хотел, подслушивают нас или нет. Слушай меня внимательно. Что именно говорил Франсуа о связи между моей историей, Альбертом Мерримэном и политикой Франции?
– Не помню… не могу сказать точно… – Вера посмотрела на глиняного ослика, повертела его в руках, а потом осторожно поставила на место. – Помню, бабушка рассказывала мне, как жилось во Франции во время Второй мировой войны. Когда нацисты вошли в Париж, – тихо добавила она. – Город ни на минуту не покидал страх. Людей хватали безо всяких объяснений и уводили навсегда. Сосед доносил на соседа, брат на брата… Повсюду – вооруженные люди. Пол… – она заколебалась, и он понял, что Вера перепугана до смерти, – я чувствую, как эти тени нависают над миром снова…
Осборн услышал за своей спиной шум. Он резко повернулся к двери. Перед кабинкой стояли Маквей и Нобл. Маквей рванул на себя дверь.
– Вешайте трубку, – рявкнул он. – Сейчас же!
Осборн хотел сказать Вере еще что-то, но Маквей нажал на рычаг и разъединил их. Спустя несколько секунд через бар они вышли из отеля на маленькую улочку.
– Девушка? – процедил сквозь зубы Маквей, открывая перед ним дверцу неприметного «ровера», ожидавшего на углу. – Вера Моннере, не так ли?
– Да, – отрезал Осборн. Маквей вторгался в его личную жизнь, и это ему очень не нравилось.
– Она под присмотром парижской полиции?
– Нет. Секретной службы.
Дверцы захлопнулись, и шофер Нобла тронул машину. «Ровер» сделал круг по Пиккадилли и свернул к Трафальгарскому скверу.
– Номер прослушивался? – ровно произнес Маквей, покосившись на нацарапанные на руке Осборна цифры.
– Чего вы добиваетесь? – Осборн втянул руку под рукав.
– Надеюсь, вы не подписали смертный приговор Вере Моннере.
Нобл повернулся к ним с переднего сиденья:
– Как вы узнали номер?
Осборн посмотрел в окно.
– Какая разница?
– Вы спрашивали, где телефон, или знали заранее?
– Телефоны в вестибюле были заняты. Я спросил, есть ли где еще.
– И вам ответили.
– Ну разумеется.
– Кто-нибудь видел, как вы зашли в кабину?
Маквей внимательно слушал, не вмешиваясь.
– Нет, – быстро ответил Осборн и тут же вспомнил. – Негритянка уборщица, она чистила ковер в коридоре пылесосом.
– Разговор по телефону-автомату вычислить не сложно, – сказал Нобл.
– В особенности если вы точно знаете, с какого звонили аппарата. Дать пятьдесят фунтов нужному человеку – и вам назовут номер, с которым произведено соединение, город, улицу, полный адрес и меню последнего обеда. В течение нескольких минут.
Осборн сидел молча, глядя на проносившиеся мимо лондонские улицы, сияющие ночными огнями. Ему неприятно было это слушать, но, к сожалению, Нобл совершенно прав. Он сделал глупость. Но ведь это чужой для него мир – мир вечных подозрений, где каждый шаг может обернуться гибелью.
Наконец он оторвался от окна и посмотрел на Маквея.
– Кто эти люди? Зачем они все это затеяли?
Маквей пожал плечами.
– Вы знаете, что человек, которого вы застрелили, был из Штази?
– Это она вам сказала?
– Да.
– Она права.
Осборн недоверчиво протянул:
– Так вы знали?..
Маквей не ответил, промолчал и Нобл.
– Позвольте сказать вам то, чего вы еще наверняка не знаете. Премьер-министр Франции подал в отставку. Об этом будет объявлено завтра утром. Он был вынужден уйти под давлением своей политической партии, потому что был противником новой роли Франции в Европейском сообществе. Он считает, что Германия пытается захватить все ключевые позиции.
– Это не новость. – Нобл отвернулся и заговорил с шофером.
– Нет, новость, потому что сделал он это, опасаясь за свою жизнь и жизнь своих близких, в том числе и Веры.
Маквей и Нобл переглянулись.
– Вы так думаете или это она так сказала? – спросил Маквей.
Осборн пристально посмотрел на него.
– Вера напугана, понимаете? По многим причинам.
– Вы не особенно облегчили ее положение. В следующий раз, когда я скажу вам, как себя вести, будьте любезны следовать моим инструкциям.
Маквей отвернулся от него и уставился в окно. Изредка встречные машины своими фарами освещали салон «ровера», но большую часть пути они проделали в темноте.
Осборн откинулся на спинку сиденья. Ему казалось, что никогда в жизни он не испытывал такой усталости. Ныла каждая мышца, больно было даже дышать. Заснуть бы… Осборн уже не мог припомнить, когда последний раз спал по-человечески. Он рассеянно провел ладонью по шершавому подбородку и подумал, что не мешало бы побриться. Покосившись на Маквея, он увидел такую же усталость на его лице. Синие круги под глазами, отросшая седая щетина на подбородке. Одежда, хоть свежая и чистая, выглядела так, будто он спал в ней неделю. Нобл, сидевший впереди, выглядел не лучше.
«Ровер» притормозил, свернул в переулок и, проехав квартал, остановился перед подземным гаражом. Осборн спросил, куда они направляются.
– В Берлин, – отрезал Маквей.
– В Берлин?..
Два полисмена подошли к остановившейся машине и открыли дверцы.
– Сюда, джентльмены.
Полицейские повели их по коридору, потом – по бетонированной площадке перед ангаром. Они оказались в дальней части небольшого частного аэродрома. На летном поле их ожидал двухмоторный самолет. В салоне горел свет, по фюзеляжу спускалась складная лестница.
– Вы летите в Берлин, – сказал Маквей Осборну, – чтобы дать показания под присягой немецкому судье о том, что рассказал вам Мерримэн перед тем, как его застрелили.
– Вы имеете в виду Шолла?
Маквей молча кивнул.
Осборн почувствовал, как у него зачастил пульс.
– Он в Берлине?
– Да.
Нобл первым забрался в самолет.
– Моя задача помочь вам получить ордер на арест? – спросил Осборн.
– Я хочу поговорить с ним. – Маквей начал подниматься по лестнице.
Осборна охватило чувство эйфории. Он и обратился к Маквею для того, чтобы с его помощью добраться до Шолла!
– Я хотел бы присутствовать при этом разговоре, – сказал Осборн.
– Я так и предполагал. – Маквей исчез внутри самолета.
– Сами видите, никаких следов борьбы или насилия. Ограда по всему периметру просматривается на мониторах, кроме того, вдоль нее ходит патруль с собаками. Никаких признаков нарушения границ поместья не замечено, – отрапортовал дежурный офицер.