На этой неделе она научилась водить машину. На следующей займется чем-нибудь еще. То будет неделя перед обедом. Прежде чем она встретится с Луизой, у нее наберется многое, о чем можно рассказать. Такого, что удивит Луизу. И обрадует.
— Ну, — сказала Оливия, счастливо улыбаясь Шону. — Сможем ли мы это повторить еще разок?
Луиза и Салли шумно влетели в парадное.
— Ш-ш-ш, — приложила Салли палец к губам. — Не побеспокоим ли мы кого-нибудь из верхних жильцов?
— Пустой номер. — Луиза повела Салли за собой через холл и втолкнула в свою квартиру. — Гаррис либо где-то уже натрахался, либо трахается сейчас.
— Гаррис, — посмаковала фамилию Салли. — Звучит как имя мужчины с большим банковским счетом.
— Нечто большое у него имеется.
— Я так давно не оставалась у тебя. И почти взволнована.
— Я поставлю чайник.
— Хо, отлично. — Салли последовала за Луизой в кухню. — Славное местечко. Я просто обожаю эту белую «формайку» [35] . Но почему ты так дорого платишь за эту унылую квартиру?
— Потому, что я глупая корова. И для того, чтоб ты спросила.
— Ты и есть глупая корова, — заявила Салли с таким видом, будто только сейчас сделала такое открытие.
Луиза наполнила чайник, включила его в сеть. Салли уселась на стул и принялась рассматривать журналы о младенцах и детях постарше, разбросанные по столу.
По пути сюда Салли настояла на том, чтобы они забежали в несколько еще не закрытых заведений, где ей хотелось пропустить стаканчик, иначе, как она утверждала, дома ей будет не по себе. Луиза понимала, в чем дело, и оттого, что ночью ей не придется быть дома одной, чувствовала себя менее усталой. Ее удивляло решение подруги отказаться от столь многого. Не случайно Салли сегодня вечером хотела напиться в дым.
— Откуда эти цветы? — хмуро спросила Салли, указывая подбородком на ведро на полу. — Раньше я таких у тебя не видела. Выглядят они не слишком хорошо. Ты бы полила их.
— Они стоят в воде. И мне безразлично, завянут они или нет. Это цветы от Джона.
— От Джона?
— Да.
— От того самого Джона?
— Это подарок по случаю удачного завершения… ты сама знаешь чего.
— Ах вот как. Слушай, у тебя есть бренди или что-нибудь в этом роде?
— Я пила бренди до того, как узнала, что беременна. Есть немного белого вина в холодильнике, но оно стоит уже две недели.
Луиза достала кружки.
— Вот видишь, — сказала Салли, неуклюже поднимаясь со стула и подступая к холодильнику, — что значит быть беременной. Это полезно для здоровья. Ты бросила курить и не пьешь, ешь салаты и много клетчатки, а самое лучшее — что ты делаешь все это не по чьей-то указке. Ты делаешь это, потому что не можешь иначе.
— В сущности, это так и есть, — сказала Луиза, насыпая в кружки растворимый кофе.
— И это было бы прекрасно, если бы ты могла всегда относиться к себе таким образом. — Салли открыла холодильник, достала бутылку, нашла стакан и размашистым движением плеснула в него вина. Сделала большой глоток. — Но ты не сможешь. Именно во время беременности ты воображаешь, что покончила со своими пороками навсегда… Погоди. Что это с твоим холодильником? — Салли снова открыла дверцу и сунула голову в холодильник. Луиза терпеливо ждала. — Это просто не твой холодильник. — Салли захлопнула дверцу и обвела кухню диким взглядом. — Это твоя квартира. Но ты произвела переворот.
— Да.
— Там полно всякой зелени. — Салли указала на холодильник жестом прокурора, предъявляющего обвинение. — Ты перемыла всю посуду. И кажется, пропылесосила квартиру. И… — Салли замолчала и принюхалась. — Я не чувствую запаха карри. Когда ты с этим покончила?
Луиза ответила улыбкой, полной самоудовлетворения.
— Вот видишь? — Салли всплеснула руками. — Именно об этом я и говорю. В точ-нос-ти. Пока ты беременна, тебе советуют делать множество вещей, полезных для тебя, и забросить дурные привычки, отказаться от всяких глупостей. Ото всех. Сбросить с себя тяжелый груз.
— За исключением секса, — сказала Луиза. — Если ты и его не считаешь глупостью.
— За исключением секса. Ты вполне могла бы им заниматься в свое удовольствие. Но самое ужасное заключается в том, что, когда ты уже не будешь беременной, ты снова обратишься к своим порокам. Здравый смысл, который руководит тобой во время бурной перестройки гормонов, попросту исчезнет. — Салли взмахнула руками. — Вот так. Фу! И нет ничего. Ты снова станешь глупой, разрушающей себя бабой за тридцать.
Луиза резко повернулась к ней, держа в руке чайник с кипятком.
— Это кого ты называешь глупой, разрушающей себя бабой за тридцать?
Салли села и уставилась на тигровые лилии, вяло обвисшие по краям ведра.
— Тебя, конечно. Зачем это Джон прислал тебе цветы? Хочет возобновить отношения?
Луиза рассмеялась:
— Он хотел почувствовать себя хорошим.
— О! — Салли шмыгнула носом и уронила голову на стол. Каштановые кудри рассыпались во все стороны. — Фергюс присылал мне цветы. Постоянно. Это действовало мне на нервы.
Луиза посмотрела на нее, поставила кружки на стол и села.
— Сэл? Почему ты говоришь о Фергюсе в прошедшем времени?
— Разве не ясно?
— Не для меня. Мне нравится Фергюс. Он порядочный, красивый, дружелюбный и умный парень. Я не могу понять, что с ним не так.
— М-м-м. — Салли сунула нос сначала в кружку с кофе, потом в стакан с вином. Обхватила голову руками и посмотрела на Луизу. — Тебе это не нравится?
— Что именно мне не нравится?
Луизе искренне захотелось быть такой же пьяной, как Салли. Тогда она, вероятно, могла бы уследить за траекториями ее мыслей.
— Когда тебе говорят, что нужно делать. Когда люди предлагают человеку что-нибудь для него полезное, он, как правило, поступает наоборот.
— Что? — Луиза со стуком опустила кружку на стол. — Ты в самом деле считаешь, что я оставила ребенка только наперекор общественному мнению?
— Нет, не совсем так, — возразила Салли. — Но в каком-то смысле да. Я не о ребенке, а о других вещах. В том смысле, что ты всегда устанавливала для себя особые правила. Ты как бы видишь хорошо утоптанную дорогу, но должна пойти по другой.
— Это так глупо. — Луизе хотелось расхохотаться Салли в лицо, такое серьезное в эту минуту. — Это не планировалось.
— Но это так. Я спланировала свою жизнь, как тебе известно. — Салли сосредоточилась. — Я думала об этом сегодня вечером. Когда ты говорила о том, как я дергалась во время шоу. Это был последний случай, когда я делала что-то мне несвойственное. Больше такого, пожалуй, не было. Я запретила себе поддаваться импульсу. И не поддаюсь. А ты поддавалась всегда. Тебе нравилось дурачиться, верно?