Левайна прошиб пот. Что он наделал? Мелькнула шальная мысль, не воспроизвел ли он брачный крик? Большего и не надо, чтобы привлечь распаленного динозавра. Кто знает, как эти существа ведут себя в брачный период? С возрастающим беспокойством Левайн следил, как стадо марширует к дереву, под которым находилось его убежище. Наверное, следовало бы позвонить Малкольму и попросить совета.
Но тут Левайн сообразил, что, подражая крикам животных, он вмешался в окружающую среду и изменил ее. То есть сделал то, что клятвенно обещал Торну не делать. Конечно, это получилось случайно, и это ничего особо не изменит. Но Малкольм наверняка устроит ему грандиозную головомойку.
Левайн опустил бинокль и замер. Радостный трубящий крик звучал уже так громко, что резал уши. Земля начала трястись, отчего хижина принялась угрожающе раскачиваться.
«Господи боже, – подумал ученый, – они идут прямо на меня!» Он нагнулся и трясущимися пальцами стал шарить в рюкзаке в поисках радио.
В трейлере Торн вытащил обезвоженные продукты из микроволновки и расставил на небольшом столике. Все принялись сдирать упаковку и обедать. Малкольм неохотно поковырялся вилкой в своей тарелке.
– Что это? – спросил он.
– Куриная грудинка с травами, – ответил Торн. Малкольм откусил кусочек и покачал головой:
– Какая технология, а? По вкусу похоже на картон. Он посмотрел на обоих детей, сидящих напротив и энергично набивающих рты. Келли глянула в ответ и показала вилкой на книги, расставленные на полке над столом.
– Я одного не пойму.
– Только одного? – съязвил Малкольм.
– Все это про эволюцию, – продолжала девочка. – Ведь Дарвин написал свою книгу уже давно, так?
– Дарвин опубликовал свое «Происхождение видов» в 1859 году, – сообщил Малкольм.
– И до сих пор все ей верят, правильно?
– Правильней сказать, что все ученые в мире соглашаются с тем, что эволюция – неотъемлемая особенность жизни на планете, – уточнил Малкольм. – И что мы произошли от животных. Да.
– Хорошо, – согласилась Келли. – Так чего мы тут сидим?
Малкольм улыбнулся:
– Мы сидим тут потому, что все принимают эволюцию, но никто не знает, каким образом она работает. С этой теорией возникло много вопросов и проблем. И все больше ученых это признают.
Малкольм отодвинул тарелку.
– Придется проследить пути этой теории в течение пары сотен лет. Начнем с барона Жоржа Кювье, самого знаменитого анатома своего времени, жившего в интеллектуальном сердце мира – Париже. Около 1800 года люди начали выкапывать древние кости, и Кювье понял, что они принадлежат животным, которые уже исчезли с лица земли. Та еще проблема, потому что в начале девятнадцатого столетия считалось, что все сотворенные виды животных до сих пор живут и здравствуют. Не такая уж и нелепая мысль, поскольку тогда верили, что нашей планете всего несколько тысяч лет. И бог, сотворивший всех животных, никогда не позволил бы своим созданиям вымереть. Так что вымирание не вписывалось ни в какие рамки. Кювье сходил с ума над найденными костями, но наконец заявил, что бог там или не бог, но многие животные все-таки вымерли. В результате, как он решил, всемирной катастрофы – что-то вроде Ноева потопа.
– У Ноя был ковчег, а потоп...
– И Кювье постепенно начал верить в вымирание, – продолжил Малкольм, – но он так и не принял эволюцию. По мнению Кювье, эволюции не существовало как факта. Одни животные умирали, другие выживали, но ни одно из них не эволюционировало. Он считал, что животные оставались неизменными. А потом появился Дарвин, который сказал, что животные изменяются и что найденные кости принадлежали вымершим предкам существующих сейчас животных. Выводы, исходящие из теории Дарвина, многих огорчили. Им не нравилось то, что божьи творения изменяются, а уж видеть в своем генеалогическом древе обезьян не улыбалось никому. Возмутительное и обидное предположение. Какие шли дебаты! Но Дарвин собрал потрясающий фактический материал и сумел доказать свои теоретические выкладки. И постепенно его теорию эволюции приняли все ученые и весь мир. Но остался главный вопрос – как совершается эволюция? На этот вопрос у Дарвина не было верного ответа.
– Естественный отбор, – вставил Арби.
– Да, так объяснял это Дарвин. Окружающая среда оказывает давление, которое вычленяет определенных животных, и именно они плодятся и передают свои особенности последующим поколениям. Так происходит эволюция. Но, как выявили многие люди, естественный отбор не объяснение эволюции, а ее особенность: если животное выживает, значит, оно прошло отбор. Но по каким критериям этот самый отбор происходит? Как работает механизм отбора? Дарвин не знал. И целых пятьдесят лет никто не мог ответить на эти вопросы.
– А гены? – удивилась Келли.
– Да, – кивнул Малкольм. – Хорошо. Переходим к двадцатому столетию. Заново открыли работу Менделя. Фишер и Райт проводят исследования. Довольно скоро выясняется, что гены отвечают за наследственность – чем бы эти гены ни были. Не забывайте, что первую половину двадцатого века, в течение Первой и Второй мировых войн, никто понятия не имел, что такое этот ген. После Уотсона и Крика в 1953 году мы узнали, что ген – это двойная цепочка нуклеотидов. Отлично. И мир узнал о мутациях. Итак, к концу двадцатого столетия теория естественного отбора гласила, что мутации спонтанно возникают в генах, что окружающая среда поощряет удачные мутации, и в результате этого отбора и происходит эволюция. Просто и понятно. Бог ни при чем. Как и любая высшая сила. В конце концов, эволюция – это просто результат череды мутаций, носители которых либо выживают, либо гибнут. Так?
– Так, – согласился Арби.
– Вот тут и появляются новые противоречия. Во-первых, время. Одна-единственная бактерия – первичная форма жизни – имеет две тысячи энзимов, или ферментов-катализаторов. Ученые подсчитали, сколько времени потребуется, чтобы числом случайных совпадений выделить эти энзимы из первичного бульона. От сорока до ста миллиардов лет. Но наша Земля существует всего четыре миллиарда лет. Значит, случай подвернулся бы не скоро. Тем более что мы знаем, бактерии появились всего четыреста миллионов лет назад. Жизнь возникла быстро, очень быстро. Потому некоторые ученые придерживаются мнения, что жизнь на планете – внеземного происхождения. Хотя это уже уклонение от темы.
– Хорошо...
– Во-вторых, координация. Если вы верите в эту теорию, то вся восхитительная сложность жизни – не что иное, как набор случайных событий. Но стоит внимательней присмотреться к животным, и окажется, что многие элементы эволюционировали одновременно. Возьмем летучих мышей, обладающих эхолокацией, они ориентируются по звуку. Чтобы выделывать такое, должно было измениться очень многое. У мышей обязан был развиться особый аппарат для производства звуков, особые уши, чтобы слышать эхо, особые мозги, чтобы интерпретировать звуки, и особые тела, чтобы нырять, взлетать и ловить насекомых. Если все это не эволюционирует одновременно, толку никакого. Посчитать, что все это возникло чисто случайно, все равно что вообразить торнадо, который разломал дом и выстроил из обломков работоспособный «Боинг-747». В это трудно поверить.