Я не служила. Как и Мелви. Она из хорошей семьи, ее не ломали, исподволь готовя для теоретической работы. А я умудрилась заделаться княгиней, и все ждали, что я никогда не буду служить. Ну или пойду на штабную работу. А я рвалась в Эльдорадо. Со своими-то идеалами. Оттого, наверное, и вышел тот казус с Энстоном. Он-то ждал, что я такая же, как Радха, уже все повидавшая циничная тварь, живущая только расчетом и желанием спасти свою шкуру. Я не оправдываю его, нет. С чего бы я стала оправдывать урода, который меня искалечил? Но теперь я лучше понимала, почему он вообще ко мне сунулся. И какого на самом деле мнения был о Максе, который жил с разведчицей. А ведь Энстон знал, как и к чему готовят разведчиц.
Что ж, мы за себя отомстили.
Но сейчас я смотрела на Радху и видела то, чего не замечала раньше. Я удивлялась, за что меня ненавидела Ада Корниш. И почему из всех однокурсниц я поддерживаю отношения только с Мелви. Я должна, обязана была стать такой, как Радха. Тогда я была бы понятна – той же Аде, да и другим своим однокашникам. Но я не стала. И превратилась в существо, которое неизвестно что забыло на факультете. С их точки зрения, я просто самоутверждалась. Наверное, с точки зрения Макса, я тоже самоутверждалась. И даже с точки зрения Мелви. Она-то пришла, чтобы обучиться профессии, которая позволит ей стать ближе к Августу. Тогда она еще любила его.
Уверена в одном: только Август понимал, что я там делаю. Он и сам был таким же.
– Я была такой же, как ты, – внезапно сказала Радха. Сказала так, словно мысли мои прочитала. – Сейчас гляжу на тебя и думаю: вот что из меня могло бы получиться. Конечно, вряд ли бы мне попался князь – принцы такие люди, что подворачиваются отнюдь не каждой Золушке. Но я вполне могла остаться собой. У тебя ведь тоже это было? Кризис доверия к миру, который оказался вовсе не белым и пушистым? Только ты не очерствела. Я очерствела. Я не хотела чувствовать боль. Может быть, это трусость.
Я покачала головой:
– Я ничего не помню.
У Радхи исказилось лицо. И так, что я поверила ей.
Удивительно, я никогда не говорила этого даже Августу.
– Это было на первом курсе. Все, что я помню, – слова декана: «Когда-нибудь память вернется. Не надейся, что это навсегда. И ты в любом случае не будешь готова к этому».
– Ложные воспоминания? – уточнила Радха.
Я кивнула.
– Завидую. Ты и вправду посмелей меня. Мне предлагали, я не решилась. Мне показалось, что тогда я стану кем-то другим, не собой. Сейчас понимаю, что именно тогда-то я и стала другой. Хотя сделали бы мне все как надо. Получше, чем тебе. Знаешь, почему я так говорю? Потому что тогда в нашем городе практиковала Леони Хоффманн. Но я отказалась, она не стала настаивать. Теперь я все помню, а она убита.
– Она тебе нравилась.
– Я вообще женщин люблю больше, чем мужчин. Не в плотском смысле, тут я вполне традиционна. Просто… Берг, когда со мной это случилось, я отделила себя от той униженной глупой девчонки. И с тех пор я знаю: в каждой из нас скрывается эта девчонка. И она нуждается в защите. Потому что она, может, и дура, только она способна на самопожертвование. В отличие от меня. – Радха помолчала. – Леони была такой же. Я встречалась с ней и позже. Знаешь, я за километр вижу женщину, которая прошла через подобное. Леони тоже кто-то когда-то обманул. И она тоже, как и я, подсунула миру свою маску, думая, что отлично спряталась. И точно так же нарвалась на то, что обманула саму себя, потому что маска оказалась ею самой.
Я промолчала.
– Мне было двенадцать, у меня только что начались менструации, и я была влюблена. – Радха поморщилась. – Я была некрасивой, но почему-то ко мне липли мальчишки. Они тянули лапы, по которым я отвешивала люлей без задержки. Я любила только своего Джона. Такого тонкого, ранимого, с высокими идеалами. Я была дурой и не видела, что он трус и больше всего мечтает быть принятым в банду. Обычную уличную банду. Тогда бы он всем-всем задал жару. А я была влюблена. Однажды он мне сказал, что некий парень постарше обещал его убить. Он так достоверно описал проблему, что я прониклась. У меня не возникло вопроса, за что эти хулиганы и подонки хотят убить Джона. Да за то, что они завидуют его чистой душе. А я смелая, я взяла и пошла к вожаку той банды. И спросила, чего он хочет за то, чтобы оставить Джона в покое. Хэм… его звали Хэм. Тогда я ненавидела его со всей силой обманутой девственной дуры. Сейчас понимаю, что он был неплох. Мне бы следовало влюбиться в него. Кстати, выбился в люди. Единственный из всех, остальные либо сели, либо сдохли… Он спросил меня: а ты уверена, что Джон хочет именно этого? Вместо ответа я содрала с себя платье и патетически воскликнула – на, возьми меня и не трожь его. Хэм… Хэм взял, что ему предложили. Ему было восемнадцать, мне двенадцать. Он был не слишком-то умелый, но не грубый. Наутро он отвел меня на берег реки и сказал, что утопит меня в ней, если я пересплю с Джоном. Я согласилась, уверенная, что правильно поступила, заплатив своим телом за жизнь Джона.
– И осталась подругой Хэма.
– Да, история банальная. У меня нет претензий к Хэму. Ни одной. Просто через месяц я увидела Джона, который пинал нищего старика. Он, Джон, уже был в банде. Тут-то и вылезла его шакалья суть. Я отняла у него старика. А он в отместку, что я не дала ему поизгаляться вволю, рассказал правду. Что хотел в банду, и Хэм сказал – плати вступительный взнос. Можешь деньгами, можешь своей подружкой. И Джон, который хорошо меня знал, придумал эту историю, из-за которой я пошла к Хэму. Я бросилась к Хэму, а он ответил: да, так и было, просто ты мне всегда нравилась, и вообще, выходи за меня замуж… У нас в колонии очень свободные законы, девушка может выйти замуж хоть в десять лет, если у нее уже начались менструации. Я отказалась. Он не мстил мне, и уличные бандиты по-прежнему были со мной почтительны. Через год Хэм внезапно уехал из города, и вскоре мы узнали, что его дядя дал ему денег на колледж. Когда я рассказала эту историю Леони, та сказала, что я дура. Что надо было выходить за Хэма, не раздумывая ни секунды. Что мужчина, умеющий выстроить такую комбинацию, чтобы завладеть женщиной, достоин внимания. Из него вышел бы отличный муж и отец. Я психанула и ответила, что чья бы корова мычала, а ее бы молчала. Мы тогда довольно хорошо знали друг друга, и имя Лоренса Хикати звучало не раз. Она усмехнулась и показала мне его фотографию. С тех пор я не верю в Бога. Потому что Бог не мог засунуть такую прекрасную душу, такой чистый разум в настолько ущербное тело.
– При этом сам Лоренс в Бога верил.
– А что ему оставалось делать?
– Тоже верно.
– Вот, собственно, и все. Я не простила миру это предательство Джона. Джон давно в могиле, его убили еще до того, как я окончила школу. Хорошо убили, как он того заслуживал. Я тогда уже вступила в Орден, и мне тоже было хорошо. А Хэм… У него тоже все хорошо. Правда, так и не женился, хотя парень видный и карьеру сделал. Хэмилл Корп по прозвищу, как легко догадаться, Труп. Знакомое имя, правда? По крайней мере, о тебе он знает.