— Это произошло потом, — сказала Деян. — Захватив Словенск, разбойники попытались взять и Корелу, чтобы окончательно разгромить князя. Хотя разбойники так и не взяли Корелу, но при отражении последнего штурма князь был ранен отравленной стрелой и умер.
— Плохо! Как такой опытный воин смог попасться в простую ловушку?!
— Сын князя Буревоя, Гостомысл, остался жив, — сказал Деян.
— Гостомысл молод… — сказала Красимира. — Боюсь, он не сможет заменить отца.
— Да, дело там совсем плохо — большая часть отцовской дружины погибла, а многие из оставшихся, не веря в молодого князя, ушли… Думаю, ему будет совсем худо — без опытных воинов молодой Гостомысл не сможет взять наследство отца, — проговорил, морщась от боли, Деян и, снова пошатнувшись, оперся рукой о стену.
Красимира наконец обратила внимание на состояние Деяна и спросила:
— Что с тобой, Деян?
Деян морщился и от боли не мог слова вымолвить.
— Посади его, — приказала Хвосту Красимира, — и объясни, что с ним?
Хвост посадил Деяна на лавку и пояснил:
— Утром, когда подходили к вашему городу, на нас напали — с берега обстреляли. В Деяна попала стрела. Судя по всему, отравленная.
— Хазары?! — вскинулась Ярослава.
— Нет. Стрелы булгарские, — сказала Хвост.
— Но как булгары оказались здесь? — удивилась Красимира.
Деян тихо пробормотал:
— Думаю, что булгары также узнали о гибели князя Буревоя, и эльтебер Шилка послал отряд с этим важным известием к Хазарскому кагану Абадии. По пути они натолкнулись на нас. Князь Вячеслав полагает, что хазары, узнав о гибели князя Буревоя, весной развяжут войну, поэтому и послал меня предупредить тебя об опасности.
Лицо Красимиры тронул темно-багровый оттенок, и она тихо проговорила сама себе:
— Ну что ж, похоже, боги весной нас не зря предупреждали — нас ждет большая война.
— Надо отвести Деяна к лекарям, а то умрет, — сказала Ярослава.
— Распорядись, — велела Красимира.
Ярослава и Хвост вывели Деяна из комнаты, поддерживая его под руки.
Оставшись одна, Красимира задумалась.
На смену жаркому лету в Итиль пришла длительная и теплая осень. Дождей, как всегда, не было, и прокаленная горячим летним солнцем земля превратилась в пыль.
А когда дни стали совсем короткими, дунул восточный ветер и за ночь все — и редкие деревья, и густые камышовые заросли — затянулась покрывалом белоснежного инея. Вдоль берегов потянулась ледяная кромка. Постепенно реку затянуло льдом.
Степь сразу почернела, словно обуглилась. Выпадавший скудный снег ветер мгновенно сметал с плоской равнины и уносил с пылью куда-то далеко на запад.
Пришла зима — злая и голодная.
Но недолго длилось царство зимы — потянуло южным морским ветром, и в воздухе повис густой молочный туман.
Высохшее дно древнего моря, ослепительно блиставшее осенью на слабом солнце блюдцами солончаков, ожило. В местах, укрытых от ветра, там, где было меньше соли, трава, пробившаяся сквозь твердую корку, потянулась тонкими стебельками вверх, к висевшему в воздухе туману, жадно впитывая влагу из воздуха.
Трава будет зеленеть всю зиму, и она станет кормом для животных, кочующих по степи.
По давней традиции бек Абадия со всем двором уходил на лето в Крым, где было не столь жарко, как в приволжских степях.
Но в этом году бек не решился покинуть Итиль.
Причиной тому был каган. Каган содержался в тщательно охраняемом дворце на острове посредине Волги, где он жил в свое удовольствие.
Но Абадию тревожила мысль не о том, достаточно ли хорошо содержат кагана, а то, что каган может остаться без присмотра.
В соответствии с тюркскими традициями жизнь кагана окружена множеством табу, что лишало его возможности самому управлять страной, а потому это дело поручалось им беку. В связи с чем бек фактически являлся соправителем кагана и обладал реальной властью. У кагана было только одно право — заменить бека в любой момент.
Каган был язычником, а язычники, мусульмане, христиане — все — были врагами иудеев. И ромеи, и халиф с удовольствием бы восприняли отстранение иудеев от власти в Хазарии.
Ситуация опасная: каган — человек молодой, внушаемый.
Это давало возможность оппозиции убедить кагана, чтобы он заменил иудея Абадию на представителя другой религии. Для этого оппозиции достаточно было только встретиться с каганом.
Абадия был уверен, что рано или поздно это произойдет — нельзя запретить кагану встречаться со своими придворными, среди которых множество оппозиционно настроенных к Абадии, и его отсутствие в Хазарии было бы самой удобной возможностью для его свержения. И даже самая надежная охрана в таких случаях не является гарантом, потому что и для самого преданного человека существует цена, за которую он предаст тебя.
Самым лучшим решением проблемы в таком случае было бы убийство кагана, чтобы занять его место.
«Хорошо было бы, чтобы каган сам умер», — думал Абадия.
К его сожалению, каган был крепок здоровьем.
«Однако и молодые, и крепкие умирают… если им помочь», — думал хитрый бек.
Абадия был иудеем и уже давно сделал так, чтобы кагана окружали иудеи. Многие наложницы были иудейками. Поэтому отравить кагана было легко.
Но с вопросом жизни и смерти кагана нельзя было торопиться — народ не потерпел бы подозрительной смерти кагана, потому что каган — от Бога, а бек… Все знают, что Абадия сам присвоил себе титул бека!
Поэтому проблему, возникшую из-за кагана, следовало продумать более тщательно.
Дело было столь щепетильным, что Абадия избегал заикаться о нем даже перед самыми преданными людьми.
Но время шло — Абадия не мог все время сидеть сторожем над каганом, чувствуя, что время работает против него и оппозиция только усиливается. В конце концов Абадия решился созвать совет.
Так как дело было секретным, то для совета Абадия позвал только самих близких — сыновей Езекию и Манассию, а также брата Ханукку.
У Абадии было два сына: старший — Езекия, и младший — Манассия.
Первым наследником как старший был Езекия. Но человеческая жизнь переменчива и никто не знает, что завтра случится с ним. Поэтому памятуя об этом, Абадия обоих приучал к управлению войском и страной.
В целях секретности Абадия решил провести совещание в одной из многочисленных неприметных комнат дворца поздним утром — к этому времени все текущие вопросы решены и обычно наступает затишье.