– Дойдут, – совершенно уверенный в правоте товарища, кивнул трудовик.
– Кличут-то как? – посмотрев на неказистого добровольца, поинтересовался Дмитрий Иванович.
– Ивашкой кличут, – подбоченясь, отвечал один.
– Стенька я, – добавил другой.
– Ивашка да Стенька Вольговичи, – негромко, но твердо добавил Булыцкий.
– Бог вам в помощь, Ивашка да Стенька Вольговичи. С Иваном Васильевичем перетолкуем, да там и решим, как лучше. Есть, что ли, раненые?! – обратившись к ратникам и получив отрицательный ответ, Дмитрий Иванович удовлетворенно хмыкнул. – Гляди, Никола. Как ты рядом, так и убиенных нет. Бог тебя, Никола, зело как уважает. И мне, грешнику окаянному, стало быть, должно.
– Там Андрей Ольгердович; что ль, оклемался, родной, – подбежал к защитникам Некомат.
– Пойдем, – удовлетворенно кивнул князь. – Есть что спросить.
Уже пришедший в себя ратник поведал: дружина, с которой столкнулась немногочисленная рать объединенных князей, была под командованием Сигизмунда Кейстутовича, которому самим Ягайло, невесть как прознавшего о маршруте и малочисленности русской дружины, была поставлена задача встретить войско Великого князя Московского и не дать ему попасть в Вязьму, а тем паче – в Смоленск. Пятитысячный отряд схлестнулся с полуторатысячной объединенной дружиной союзников князя Донского, и лишь чудом удалось выйти союзникам Дмитрия Ивановича из сечи; один из ратников смог прорваться к обозу с порохом для бомбард, подорвав его вместе с самим собой. Пока оглушенные литовцы приходили в себя, князья, пользуясь суматохой, вывели из окружения остатки своих армий. В итоге, нанеся серьезный урон Сигизмунду, полторы сотни дружинников с огромным трудом вышли с поля боя. Вот только лишь горстке через несколько дней дойти до Вязьмы удалось.
Как прорывались сквозь пургу, не помнил. Уверен лишь был, что и Сигизмундовы войска потрепало непогодой, вот только вряд ли это единственный отряд, отправленный вероломным Ягайло против Дмитрия Донского. А раз так, то и выбора другого не было, кроме как гонца еще раз отправлять; долго Вяземская крепость устоять не могла.
А вообще с самого начала удача на стороне Великого князя Московского пока была: и ягайловцев уже дважды потрепали, порядочно жмудь деморализовав, и в Вязьму и Великий князь Московский, и отряд Василия Дмитриевича проскочили. И хоть оказались они сейчас как в мышеловке, а все лучше, чем если бы в поле открытом с тем же Сигизмундом повстречались. Там уже, принимая во внимание численное превосходство, все гораздо плачевней бы для русичей сложилось. А еще понятно было, что и воевода не шибко сметлив…
Посоветовавшись с Иваном Васильевичем, решили, что этой ночью побег холопов из крепости осажденной устроят. Для этого Рюрикович, собрав на площади всех жителей, скорбно объявил об опасности уже и так все понявшим вяземцам.
– Беда пришла в город наш, да такая, что и не миновать. Один приступ с помощью Божьей отбросили, да все одно, ворога не побили. А ворог силен. У ворога подмога – под боком. Чуть свистнул, и – на тебе! Дружина, что туча, солнце закрывающая. Мне отсюда – ни ногой. Отродясь Вязьма наделом Рюриковичей была, так и сгинуть здесь суждено, стало быть, – замолчал Иван Васильевич, словно бы с мыслями собираясь. Собравшиеся же вокруг жители, крестясь и охая, уставились на оратора. – Меня прах предков держит да рода гордость. Вас – ничего. Никого неволить не буду и судить никого не стану. Вон, – кивнув на дыру в частоколе, сплюнул князь, – прореха. Желаете судьбу испытать да животы сохранить ежели, – бегите. Я козни строить не буду. Как ворог, – то мне неведомо; мож, если поймает, живота лишит, а мож, и отпустит. Кому знать? Одно только скажу, – горестно помолчав, продолжал он, – с собой не дам ничего. Мне еще оборону держать; не обессудьте. Животы спасете ежели, и на том слава Богу. Все. Теперь подите. Бог вам и суд, и помощь, – развернувшись, он решительно ушел с площади.
Толпа, погудев еще несколько минут, разбившись на отдельные группы, начала растекаться.
Ближе к полуночи к прорехе начали стекаться перепуганные, воровато зыркающие по сторонам фигурки. Настороженно вглядываясь во мрак, они, перекрестившись, ныряли в дыру и ссутулившимися одинокими тенями, быстро-быстро семеня, тикали прочь, подальше от разбитого напротив главных ворот лагеря противника. Не оборачиваясь в сторону родных стен, они стремились как можно скорее раствориться в полумраке ночи. Один, другой, третий… Итого – дюжина. Последними во тьме исчезли двое парней, одетых, в отличие от предыдущих беглецов, в легкие зипунишки, поверх которых накинуты были белоснежные исподние рубахи, маскировавшие пареньков и делавшие их совершенно незаметными на снегу. Решительно шагнув за пределы опоясывавшего крепость частокола, они, не проявляя ни толики страха, а скорее, разумную долю осторожности, неторопливо, словно разминаясь и пробуя силы, потекли в ночь.
– Дай Бог, чтобы дошли, – крестясь, проводили гонцов взглядами князья. – Ладные хлопцы. Толк будет. Сложись, как должно, – в дружине им место.
Остаток ночи провели на частоколе, пытаясь угадать судьбы покинувших крепость, но до утра до самого тихо было.
Небо светлело; утро вступало в свои права, пробуждая дремлющую крепость. Вот уже захлопали двери, и народ потянулся по своим делам. Кто – в церковь, кто – к соседу, а кто и просто, зевая и потягиваясь, выходил приветствовать поднимающееся светило. Все так, словно бы и не было осады и вчерашнего штурма. Не в состоянии уйти в укрытие, Булыцкий напряженно вглядывался в пришедший в движение лагерь неприятеля. Там уже тоже кипела жизнь: кашевары потянулись к чанам, ратники, перекрикиваясь, принялись деловито осматривать бомбарды, пялившиеся на стены замершего в ожидании города.
– Маешься, хоть один дойдет ли? – рядом с преподавателем возник Дмитрий Иванович. Задумчиво посмотрев на лагерь неприятеля, он, сложив руки на груди, замер, словно каменное изваяние.
– Маюсь, – коротко отвечал учитель. – Бог даст, так дойдут, – скрестив пальцы на удачу, процедил Николай Сергеевич. – Мож, зарядом угостить? – кивком указав на орудия неприятеля, трудовик посмотрел на правителя. – Недалече. Пушкам до них достать – раз плюнуть.
– Пустое. Пороху у них все одно нет. Да и у меня – кот наплакал. Задаром переводить его – грех.
– А чего тогда орудия подтянули?
– Знать, подмогу ждут. Хоть и жмудь, а голову очертя не пойдут боле. Нахлебались.
– Что за жмудь?
Беседу мужей прервал пронзительный вопль «Помилуйте!!! Не губите!!!», так же внезапно утихший, как и возникший.
– Наши, кажись, – перекрестившись, чуть слышно пробормотал Дмитрий Иванович. – Дай Бог, чтобы не твои Вольговичи.
– Тять, – к наблюдателям присоединился Василий Дмитриевич, – никак наших половили?
Словно бы в подтверждение догадки князей, лагерь неприятеля пришел в движение. Несколько вооруженных ратников, окружив, повели к берегу несколько человек, в которых можно было узнать беглых холопов. Понукаемые литовцами, мужики, вооружившись заступами, молотами и еще какими-то инструментами, держась вне зоны досягаемости стрел, на виду у защитников принялись долбать промерзшую землю. Понуро уткнувшись в снег, они, стараясь не бросать отчаянных взглядов в сторону крепости, монотонно работали инструментами, ладя четыре довольно глубокие лунки. Поначалу пятеро, но по мере того как к лагерю стекались небольшие группы по два, по три воина, ведущие по беглецу, количество работавших достигло десяти. К тому времени из прилеска конники проволокли несколько грубо обтесанных стволов деревьев. Побросав их рядом с лунками, те, покрикивая и яростно стегая мужиков плетками, набросились на несчастных, заставляя их работать быстрее. Продолбив ямы должной глубины, пленники, пригреваемые хлесткими ударами, стеная и моля о пощаде, принялись за стволы, ладя из них грубые перекладины.