– Сожалею. – говорил ему Гордон, – но ответ: нет. Вам нельзя отправиться в прошлое на опытном образце, Дэвид. Это слишком опасно.
– Почему? Я считал, что это совершенно безопасное занятие. Более безопасное, чем езда на автомобиле. И в чем же заключается опасность?
– Я говорил вам, что у нас не бывает ошибок транскрипции, то есть ошибок, которые происходят при восстановлении, – сказал Гордон. – Но это не совсем верно.
– Да?
– Я вам сказал чистую правду, что мы не можем найти никаких видимых ошибок. Но они, вероятно, все-таки совершаются при каждом переходе. Они просто слишком незначительны для того, чтобы их можно было обнаружить. Но, подобно радиоактивному заражению, ошибки транскрипции имеют свойство накапливаться. Вы не можете видеть те, что появились в результате единственной поездки, но после десяти или двадцати поездок признаки начинают проявляться. Это может быть не существовавший прежде шрам на коже, Или бороздка на роговице глаза. Или, возможно, у вас появляются заметные симптомы диабета, или возникают проблемы с кровообращением. Как только что-нибудь подобное обнаруживается, переходы для вас прекращаются. Поскольку вы не можете позволить себе сделать что-либо, способное еще более ухудшить положение. Это означает, что вы исчерпали свой лимит переходов.
– И такое случалось?
– Да. С некоторыми лабораторными животными. И несколькими людьми. Первопроходцами, теми, кто использовал ту самую машину опытного образца.
Стерн задумался.
– И где же эти люди сейчас?
– Большинство их находится здесь. Продолжают работать на нас. Но они уже больше не путешествуют. Им нельзя.
– Все понятно, – сказал Стерн, – но я-то говорю только об одной поездке.
– Мы не использовали и даже не тестировали эту машину в течение долгого времени, – возразил Гордон. – Это может сойти с рук, а может и не сойти. Ну, представьте себе: я позволяю вам совершить переход и возвратиться, но вы, оказавшись в 1357 году, обнаруживаете у себя столь серьезные ошибки транскрипции, что не решаетесь вернуться. Потому что не можете рискнуть добавить к ним хоть сколь угодно малую толику.
– Вы хотите сказать, что я был бы вынужден остаться там?
– Да.
– А это уже с кем-нибудь случалось? – поинтересовался Стерн.
Гордон замялся, пожалуй, впервые за все время их общения.
– Возможно.
– Это значит, что там уже находится кто-то из наших?
– Возможно, – повторил Гордон – Мы не уверены в этом.
– Но ведь это очень важно, – взволнованно заговорил Стерн – То есть вы говорите, что там уже может быть некто, кто мог бы помочь им.
– Не уверен, – ответил Гордон, – что именно этот человек захочет помогать.
– Но разве не следует нам сообщить им об этом? Дать совет?
– У нас нет никакой возможности вступить с ними в контакт.
– Вообще-то, – задумчиво произнес Стерн, – я думаю, что такая возможность есть.
16:12:23
Крис проснулся незадолго до рассвета, дрожа от холода. Небо было бледно-серым, землю покрывал тонкий туман. Он сидел под обугленным навесом, опираясь спиной на стену и подтянув колени к подбородку. Рядом сидела Кейт; она еще спала. Крис решил выглянуть наружу и сделал движение, чтобы встать, но его тело откликнулось на это незначительное усилие резкой болью. Все его мускулы – на руках, на ногах, на груди, всюду – одеревенели и с трудом выполняли приказы мозга. Когда же он повернул голову, то ему показалось, что хруст шейных позвонков разнесся по всей округе.
Он с удивлением обнаружил, что его туника на плече стала жесткой от запекшейся крови. Очевидно, стрела ночью зацепила его достаточно сильно и вызвала кровотечение. Крис для пробы подвигал рукой, от боли в мышцах втягивая воздух сквозь зубы, но решил, что все в порядке.
Холодный утренний воздух был пропитан влагой, и Крис с каждой минутой дрожал все сильнее. Он мечтал о костре и хоть какой-нибудь пище. В животе у него громко бурчало. Он не ел более двадцати четырех часов. Его мучила жажда. Где можно раздобыть воду? Годится ли для питья вода из Дордони? Или следовало найти родник? И откуда, черт возьми, они возьмут еду?
Он повернулся, чтобы спросить об этом Марека, но того не оказалось на месте.
Крис оперся рукой о землю, чтобы подняться, и в это мгновение услышал звук приближающихся шагов. Марек? Нет, решил он, это шли несколько человек. К тому же он слышал негромкое позвякивание кольчуг.
Шаги подходили все ближе, а затем утихли. Крис затаил дыхание. В пустом оконном проеме справа от него, всего в трех футах от его головы, появилась кольчужная перчатка и оперлась на обгоревший подоконник. Рукав обладателя перчатки был зеленым с черной оторочкой.
Люди Арно.
– Hic nemo habitavit nuper [34] , – произнес мужской голос.
– Et intellego quare. Specta, porta habet signum rubrum. Estne pestilentiae? [35] – послышался ответ от двери.
– Pestilentia? Certo scisne? Abeamus! [36] Первый убрал, даже отдернул руку с подоконника, и шаги торопливо удалились. Наушник не перевел Крису ничего из сказанного, так как был выключен. Ему пришлось положиться на свое знание латыни. Что значило «pestilentia»? Вероятно, «чума». Солдаты увидели полосу на двери и быстренько убрались подальше.
«О, Иисус, – подумал он, – неужели это чумной дом? И поэтому его сожгли? А сейчас тоже можно заразиться?» Он принялся ломать голову над этим вопросом, когда, к его неописуемому ужасу, из высокой травы выскочила черная крыса и убежала в полуоткрытую дверь. Крис задрожал еще сильнее. В этот момент проснулась Кейт.
– Который час? – зевнув, заговорила она.
Крис зажал ей рот ладонью и помотал головой.
Он слышал, что вокруг все еще ходили люди, их голоса невнятно разносились в утреннем тумане. Крис выбрался из-под навеса, подполз к окну и осторожно выглянул.
Он увидел неподалеку по меньшей мере дюжину солдат. Все они носили зеленые с черным цвета Арно. Солдаты систематически проверяли все хижины, прилепившиеся к стенам монастыря. Глядя на них, Крис увидел Марека, направлявшегося в сторону солдат. Марек как-то сгорбился; подволакивая ногу, он тащил в руках охапку какой-то травы. Солдаты остановили его. Марек подобострастно поклонился. Весь он казался каким-то маленьким, усохшим. После того, как он показал солдатам, что держал в руках, те рассмеялись. Кто-то из них несильно оттолкнул его. Марек еще раз поклонился и, все так же сгорбившись и прихрамывая, побрел дальше.