Она села на диван с дневником в руках, решив отвлечься, и открыла первую страницу. Но не смогла сосредоточиться и тупо уставилась в огонь.
«Он очень симпатичный, как, на твой взгляд?»
Джулия вздохнула.
«Почему меня так разозлил невинный вопрос Алисии? Да, сегодня утром на морской косе я поняла, что надо жить дальше, другого выхода нет. Но я не могла даже думать, что в моей жизни появится другой мужчина. В том тусклом мире, в котором я жила последние месяцы, не было даже намека на будущее. Да и о каком будущем могла идти речь, если я все потеряла?»
Джулия встала и побрела на кухню. Открыв холодильник, теперь под завязку набитый всевозможными продуктами, она достала готовую пасту и мрачно подумала: «Может, сфотографировать еду и показать фото Алисии, чтобы она перестала ворчать?»
Джулия понесла свой ужин в гостиную и вдруг остановилась: она поняла, почему сестра вывела ее из себя. Джулия чувствовала себя... виноватой. Когда Кит был здесь, она невольно наслаждалась его обществом. Да, этот мужчина и впрямь казался ей симпатичным.
Поев, Джулия взялась было за дневник, но поняла, что сейчас не до чтения: день был слишком долгим и эмоционально насыщенным. Она отправилась наверх и легла в постель. Впервые за семь месяцев, прошедших с момента катастрофы, она спала крепко, и ее не мучили ночные кошмары.
Проснувшись утром, Джулия спустилась на первый этаж. Чашка чаю, на этот раз с молоком, и миска с мюсли укрепили ее в новом решении начать жить дальше. Она достала из выдвижного ящика мобильный телефон, включила его и пошла наверх, в ванную комнату — единственное место в коттедже, где сотовый принимал сигнал.
Теперь у нее оказалось девятнадцать голосовых сообщений, некоторые оставлены аж два месяца назад. Недавние пришли от Алисии, папы, Кита, и лавину сообщений обрушил на телефон агент Олав.
Также звонила экономка из Франции, просила немедленно перезвонить. В доме что-то случилось, но Агнесс так быстро тараторила по-французски, что Джулия не поняла, где именно протекло. Сев на край ванны, она просмотрела весь список. Руки мелко дрожали: девушка боялась разговаривать с людьми из ее прошлого.
«Сегодня разберусь с экономкой и агентом, а остальные подождут», — решила Джулия.
Вернувшись на первый этаж, Джулия повалилась на диван, закрыла глаза и представила увитую виноградной позой террасу своего красивого дома на холме в старинной деревне Раматюэль и насыщенно-синюю гладь Средиземного моря, сверкающую далеко внизу.
Джулия вздохнула. Она решила вернуться к жизни и, значит, не должна чураться воспоминаний. Нужно научиться дорожить этими драгоценными мгновениями, которые, увы, уже никогда не вернутся.
Я смотрю на заходящее солнце. Его яркие красно-золотые тона отражаются в голубой воде, и кажется, будто она горит огнем. По террасе плывут звуки Третьего концерта для фортепиано с оркестром Рахманинова. Музыка достигает кульминации, когда солнце плавно погружается в море.
Это мой любимый момент: кажется, будто сама природа замирает, любуясь тем спектаклем, который устраивает Властелин дня, отправляясь на покой, чтобы назавтра вернуться и опять порадовать мир.
Мы проводим здесь вместе гораздо меньше времени, чем хотелось бы, поэтому я особенно дорожу такими моментами. Солнце уже зашло. Я закрываю глаза и слушаю игру Ксавьера. Я сотню раз исполняла этот концерт, и меня поражают те легкие нюансы, которые придают индивидуальность его интерпретации. Как и следовало ожидать, его манера отличается большей силой и мужественностью.
Я временно «не у дел»: очередные мои гастроли намечены на середину следующей недели, а Ксавьер завтра уезжает с концертом в Париж, так что это наш последний совместный вечер. Закончив играть, он появится на террасе с бокалом розового вина из местного погреба, и мы будем сидеть рядом, разговаривая ни о чем и обо всем, наслаждаясь редкими минутами нашего спокойного уединения.
Средоточие нашей жизни, энергия, которая связывает нас с Ксавьером, сейчас находится в доме. Я искупала нашего сына Габриэля, уложила его в постель, а потом, опустившись на колени перед детской кроваткой, смотрела, как расслабляется его лицо и он засыпает.
— Bonne nuit, топ petit ange [1] , — прошептала я, на цыпочках вышла из спальни и тихо закрыла за собой дверь.
Как хорошо, что я смогу провести здесь с ним еще одну неделю! Некоторые мамы наблюдают за своими детьми двадцать четыре часа в сутки, ловят каждую улыбку, каждый новый навык, усвоенный ими на пути к взрослой жизни. Я завидую этим матерям, потому что сама лишена такой роскоши.
Глядя на темнеющее небо, я размышляю над вопросом, который не выходит у меня из головы со дня рождения Габриэля: надо ли мне временно оставить карьеру и посвятить себя ребенку, ведь так хочется видеть, как он растет... Но я не могу долго думать на эту тему, потому что на террасу выходит Ксавьер с обещанным бокалом розового вина и пиалой, наполненной свежими оливками.
Муж целует меня в макушку, а я поднимаю руку, чтобы погладить его по лицу, и говорю:
— Браво!
— Merci, ma petite, — отзывается он.
Мы общаемся на французском: Ксавьер путается в английских глаголах, и это мешает больше, чем мое жуткое французское произношение. К тому же это язык любви.
Он садится в кресло рядом со мной в своей любимой позе — ноги на столе. Как всегда после игры на рояле, его волосы всклокочены, и он напоминает большого ребенка. Я тянусь к мужу и приглаживаю его шевелюру. Он ловит мою руку и подносит ее к губам.
Как жаль, что я завтра уезжаю! Может, в следующем году нам удастся отменить все летние гастроли, и мы проведем теплые месяцы здесь, вместе.
— Это было бы отлично! — откликаюсь я, краем глаза наблюдая за луной, которая выходит на небосвод вместо солнца и становится королевой ночи.
И без того бледная кожа Ксавьера в лунном свете кажется еще бледнее. Мне никогда не надоедает смотреть на мужа. Он такой необыкновенный! Если я — смуглая и кареглазая, дитя дня и солнца, то Ксавьер — порождение ночи и луны.
Его лицо с резкими орлиными чертами, унаследованными от русской матери, нельзя назвать классически красивым. Нос слишком длинен, а холодно-голубые глаза слишком близко посажены. У него высокий морщинистый лоб и густые черные волосы, похожие на солому. На этом лице идеальны только губы — розовые, женственно-пухлые, они раскрываются при улыбке, обнажая крупные, белые, крепкие зубы.
У него непропорциональное тело: очень длинные ноги, похожие на ходули, и короткое туловище, к которому, будто по ошибке, приставили длинные руки с изящными талантливыми пальцами. Ксавьер выше меня. В нем нет ни грамма жира, и я уверена, он останется таким до конца жизни. Нервная энергия, которая даже во сне не дает ему отдыхать (по ночам он беспокойно крутится и ворочается рядом со мной в постели, громко кричит на воображаемых врагов), съедает все лишние калории, даже в среднем возрасте сохраняя его худощавость.