— А ты не хотела переехать в город? — спросила Оливия.
— В город? — В глазах Элси появился ужас. — Как я могу оставить маму с моими братьями и сестрами? Ей нужна моя помощь. И потом я даю ей деньги. Ну, вот и все! — Девушка отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой. — Что скажете?
— Спасибо, Элси. — Оливия улыбнулась. — Отличная прическа!
— Не стоит благодарности, мисс Оливия. Это было честью для меня. Помочь вам надеть корсет?
— Ты такая милая, Элси! — смущенно пробормотала Оливия. — Честно говоря, я понятия не имею, как это делается. Никогда не носила корсетов, и одной мне ни за что не справиться.
Элси подняла корсет с кровати и внимательно его оглядела.
— Это новая модель, утягивающая талию, — с восхищением произнесла она. — Я видела такие в журнале «Вумен уикли». Там сказано, что они придают фигуре форму песочных часов. Кажется, я знаю, как его надевать. Не волнуйтесь, мисс Оливия, у нас все получится.
Когда корсет был надет, и Оливия поняла, что теперь не сможет проглотить даже одну маслину, не говоря уже об обеде из четырех блюд, Элси надела на нее новое платье из темно-синей парчи и застегнула его сзади.
Оливия расправила юбку, которая встала колоколом под ее затянутой талией, и взглянула на себя в зеркало. Прическа, корсет и платье сильно изменили ее облик. Из юной барышни она вдруг превратилась в соблазнительную женщину.
— О, мисс Оливия, вы так красивы! Этот цвет отлично подходит к вашим глазам. Сегодня вечером вы будете сиять, как звезда. Надеюсь, вы сядете рядом с мистером Гарри. Мы, девушки, все в него влюблены, — призналась Элси. — Он такой симпатичный!
— Вообще-то я невезучая, так что вряд ли окажусь рядом с ним. Скорее всего, мне достанется старый толстопузый майор, с которым я познакомилась в гостиной во время дневного чаепития. — Оливия улыбнулась.
Обе девушки весело переглянулись, на время забыв о разделяющей их светской иерархии.
— Надеюсь, этого не случится, мисс Оливия. Желаю ним приятного вечера!
Оливия обернулась у двери.
— Спасибо, Элси, ты очень добра. Позже я расскажу тебе, как прошел вечер. — Она подмигнула и вышла из комнаты.
Оливия была не единственным человеком в доме, который боялся идти на обед. Достопочтенный Гарри Кроуфорд уже решил, что, когда он вслед за отцом вступит во владение Уортон-Парком, там больше не будет никаких охотничьих вылазок. Ему претила идея убивать беззащитных живых существ.
Кое-как застегнув запонки на манжетах (его лакей пошел одевать престарелого майора), Гарри поправил перед зеркалом галстук-бабочку.
«Интересно, — подумал он, — сколько еще людей чувствуют, что занимают в этой жизни чужое место?»
Долг для него был превыше всего, и хотя многие из слуг и будущих однополчан могли бы ему позавидовать, он, не задумываясь, поменялся бы местами с любым из них.
Гарри знал, что его чувства никого не волнуют, ведь жизнь наследника Уортон-Парка распланирована задолго до его зачатия. Он был всего лишь продолжателем рода и ничего не мог с этим поделать.
Два кошмарных года учебы в Сандхерсте, в Королевской военной академии, наконец-то закончились. Ему дали двухнедельный отпуск, после которого он должен вступить в батальон Пятого королевского норфолкского полка — туда, где раньше служил отец, — и получить офицерскую должность. Дослужившись до самого высокого звания, лорд Кристофер Кроуфорд работал государственным советником в Уайтхолле.
Надвигалась война... От этой мысли Гарри бросало в холодный пот. Чемберлен старался, как мог, и все надеялись на мирное разрешение конфликта, но отец Гарри знал действительное положение дел и опирался на реальную информацию, а не на уличные сплетни. Он сказал, что вооруженных столкновений вряд ли удастся избежать и война начнется в течение года. Гарри ему верил.
Гарри не был трусом и не страшился перспективы отдать жизнь за свою страну. Но он не разделял энтузиазма коллег-офицеров, которые с упоением ждали, когда им представится случай надрать фрицам задницу — иначе говоря, устроить безрассудную масштабную бойню. Он держал свои пацифистские взгляды при себе, понимая, что они не найдут благосклонного отклика в офицерской среде. Однако часто ночами Гарри лежал без сна и гадал, сможет ли ради спасения собственной шкуры нажать на спусковой крючок, встретившись с немцем лицом к лицу.
Он знал, что у него много единомышленников, только никто из них не зависит от высокопоставленного папы-генерала и не имеет за плечами двухсотпятидесятилетней истории семейного героизма.
Гарри уже давно понял, что не унаследовал отцовские гены. Он гораздо больше походил на мать, Адриану, нежную артистичную натуру. Так же, как и она, Гарри был подвержен внезапным приступам депрессии, когда окружающий мир казался ему черным и беспросветным и он не мог понять, зачем живет. Мама называла такие моменты «petit mal» [2] и лежала в постели до тех пор, пока ей не становилось лучше.
Будучи армейским офицером, Гарри не мог себе позволить такой роскоши. Он никогда не признавался отцу и том, что ему недостает воинской удали. Их разговоры ограничивались бодрым «доброе утро» или «кажется, сегодня выдался хороший денек», иногда добавлялось: «Налей-ка мне виски, старина».
Его отец ничем не отличался от офицеров, с которыми Гарри имел дело в Сандхерсте. Мама, разумеется, знала о его отношении к жизни и собственному будущему, но была бессильна ему помочь, поэтому они не обсуждали подобные темы.
По крайней мере, ей удалось найти для него утешение, и за это он был ей безмерно благодарен: когда Гарри исполнилось шесть лет, Адриана, вопреки воле отца, наняла для него учителя игры на фортепиано, который преподал ему основы этого искусства. Сидя за роялем и перебирая пальцами клавиши из слоновой кости, Гарри чувствовал, что его жизнь обретает смысл. С тех пор он стал очень хорошим пианистом — отчасти потому, что и в школе, и дома мог уединиться в музыкальном классе или гостиной и заняться приятным и безопасным делом.
Учитель музыки в Итоне, оценив талант Гарри, посоветовал ему прийти на прослушивание в Королевский музыкальный колледж, но отец не одобрил. Он был убежден, что его мальчик должен отправиться в Сандхерст. Мол, игра на рояле — дилетантское занятие, а не профессия для будущего лорда Кроуфорда. На том и порешили.
Гарри продолжал практиковаться в игре на рояле, хоть в Сандхерсте его практика ограничивалась увеселительными концертами для офицеров, где он наигрывал модные песенки Коуарда и Кола Портера — Шопен в программе не предусматривался.
Когда случались приступы уныния, Гарри уповал на переселение душ. Ему хотелось попасть в мир, где его талант и страсть к музыке найдут себе применение.
«Возможно, — печально думал он, — будет лучше, если я погибну в грядущей войне: это станет первым шагом на пути к цели».