Стоявший рядом мужчина – оттого, должно быть, что Юля смотрела снизу вверх, – показался гигантом. Солнце светило у него из-за спины, прямо ей в глаза, так что виден был только темный, очерченный солнечной каймой силуэт.
– Добрый день, – настороженно поздоровалась она, поднимаясь и делая пару шагов в сторону.
Теперь незнакомца можно было рассмотреть. Высокий, широкоплечий, увенчанный буйной копной темно-русых волос, местами выгоревших до белизны. И – через всю левую щеку – кривой, зигзагом, рубец, странным образом не уродовавший красивое хищное лицо, а словно бы добавлявший ему привлекательности. Шрамы украшают мужчину, вспомнилась Юле избитая фраза.
В руках – Юля сперва не поверила собственным глазам – незнакомец держал… олененка. Да нет, не олененка, целого оленя. Ну не марала, конечно, но…
– Косуля, – улыбнулся гость. – Шел к вам верхом, там перелесок, гляжу, стоит, красавица! Подкрался с подветренной стороны – и вот, повезло. Сильная, еле держу.
Впрочем, напряжения не выдавало ничто. Да и косуля вроде бы не проявляла желания освободиться – не билась, не вырывалась, словно плен ее вполне устраивал. Присев со своей ношей на одно из бревен, мужчина выдернутой из кармана веревкой легко спутал красавице ноги и уложил ее на землю. Погладил по голове – косуля прикрыла глаза, как будто от удовольствия.
– Лежи, красавица! – Он погладил ее еще раз и повернулся к ошеломленной Юле. – Детишкам вашим покажу, потом отпустим. Вот, кстати, и они.
Действительно, компания спешила к лагерю. Приближался обед.
– Алекс! Здорово, бродяга! – Олег радостно раскинул навстречу гостю руки.
Так вот он какой, легендарный местный герой, думала Юля. Хорош, нечего сказать!
Смелый и впрямь был хорош: гибкий, как кожаная плеть, поджарый, как гепард, он двигался с грацией хищного, очень опасного, но удивительно красивого зверя. При ближайшем же знакомстве оказался общительным и вполне свойским парнем. Дети ходили за ним как привязанные, ловя не то что каждое слово – каждое движение бровей. Да и взрослые моментально поддались мощному обаянию «живой легенды». Прирожденный лидер, что тут скажешь. За что бы Алекс ни брался, все у него выходило красиво и увлекательно. Даже поднадоевшие походные байки, которыми он развлекал общество вечером, звучали в его устах свежо и интересно. Да, в большинстве историй он оказывался героем – но вовсе не героическим, а, как правило, смешным, даже нелепым. Легендарный сплавщик готов был – и умел – посмеяться в первую очередь над собой, это импонировало и, что греха таить, привлекало. Да что там, в Смелом привлекало все – прямой, уверенный взгляд, гибкая сила в каждом движении, ловкие, с любой работой справляющиеся словно сами по себе руки. Даже жутковатый шрам не столько пугал, сколько притягивал, хотелось его коснуться, легко провести вдоль зигзага кончиками пальцев…
Совсем с ума сошла, сердилась на себя Юля. Зачем тебе этот дикарь? Зачем тебе мачо, у которого небось за сезон по двадцать женщин меняется? Романтики захотелось? Только-только от Ловцова отделалась и куда теперь лезешь? Но в дремотной полутьме перед глазами все всплывала и всплывала картинка: тонкие смуглые пальцы гладят узкую мордочку косули – и та жмурится, млея…
Утром, когда двинулись снова в путь, показалось, что небольшая их команда точно обрела второе дыхание. Катамараны побежали по бурлящей воде быстрее, береговые скалы словно прибавили в росте, течение ускорилось, повороты стали как будто круче – но, странное дело, страх не усилился, а, наоборот, куда-то улетучился.
Алекс правил тем рафтом, на котором сидела Юля. Она не хотела на него смотреть – но как завороженная не могла отвести взгляда от игры длинных мышц под блестящей смуглой кожей, от узких пальцев, легко сжимавших древко весла. Как смычок. И упрямые сверкающие струи – как струны… Да что же это за мысли-то в голову лезут!
На привале Алекс затеял шумное купание. Прыгал с выдающейся на стремнину скалы – то просто так, то ласточкой, то с переворотом. Экое изощренное мужское кокетство, думала Юля, отворачиваясь. Выпендривается, как мальчишка из младших классов. Ну вот что он тут демонстрирует? Зачем? Но потом вспомнила вдруг свой бег-полет по склону от Кызылярской пещеры, острое, почти животное ощущение счастья, поющее в каждой мышце, в каждой жилке послушного тела… Может, и Алекс вовсе не кокетничает? Просто ловит кайф от всех этих прыжков, ныряний, кульбитов? Это ведь и в самом деле невероятное удовольствие – чувствовать, что можешь! Не важно – что именно, главное – можешь!
Дружное «а-ах!» заставило ее повернуться к реке. В первое мгновение она даже не поверила своим глазам – Алекс поднимался из воды, держа в руках здоровенную, чуть не в руку длиной, рыбину. С коричневых плеч стекала серебряная вода, в прищуренных глазах прыгали солнечные искры, и весь он, облитый водой и солнцем, с бьющейся рыбиной в руках, больше походил на какое-нибудь речное божество, на духа воды, чем на человека.
«Дух» метнул в ее сторону искрящийся солнцем взгляд – и подмигнул, махнув рыбиной, с хвоста которой веером разлетелись радужно сверкнувшие капли.
Юля вдруг покраснела, словно ее застали за каким-то недозволенным занятием. Вот еще, больно надо – речных божеств рассматривать!
Впрочем, пустяки. До конца маршрута осталось всего ничего, так что ничего не будет, нечего и краснеть.
Ничего и не было.
Нет, правда не было. Правда-правда. Совсем ничего.
Никаких заигрываний, намеков и разговорчиков с подтекстом, на которые так щедр был Ловцов. Алекс не пытался подвинуться поближе, приобнять, тем более чмокнуть, якобы по-дружески, в щечку, не зазывал прогуляться по бережку. Зато когда Юля сражалась с непослушной стяжкой рюкзака, не желающим разгораться костром или хоть консервной банкой – он каким-то образом ухитрялся оказываться рядом. И банка открывалась, рюкзачная пряжка занимала должное положение, а на сложенных хитрым образом веточках в мгновение ока расцветал желанный огненный цветок. Правя рафтом, Алекс успевал еще и «работать гидом», щедро делясь знаниями об окрестных красотах. Адресовался он вроде бы ко всем сразу, но как-то так получалось, как будто рассказы были предназначены именно для нее, для Юли. Он знал все деревья и травинки – что как называется и для чего годится, – в полсекунды замечал прячущихся в скалах и ветвях птиц и о каждой тут же выкладывал целую историю – чем питается, как предпочитает гнездиться, где зимует, – по единственной поклевке определял, какая рыба с той стороны лески – голавль, хариус или простая плотвичка. И ни разу не ошибся. Типичный лесной бродяга, определила Юля, но тут же усомнилась. Да, большей частью Алекс «жил» на реке. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот не пропадет нигде. И не просто не пропадет, а везде будет к месту: хоть в штормовке у походного костра, хоть в смокинге на дипломатическом приеме.
По правде сказать, Юля отчасти позавидовала этой житейской легкости. Сама она рядом с Алексом начинала себя чувствовать словно бы чересчур серьезной. А ведь жизнь – такая яркая, сверкающая, пестрая… как вспорхнувшая из прибрежных кустов иволга. И, вспоминала она, сбегая по тому околопещерному склону, она ведь тоже чувствовала в себе эту способность к полету. Вот бы вернуть это острое, сладостное чувство! Вот бы научиться так жить – словно летать!