— Конечно, — ответила Чарли, пока он продолжал водить прибором по ее животу.
— Вот голова, а здесь рука. Если он перестанет двигаться, мы сможем получить хорошее изображение.
— Вот это да, — выдохнул Мэтт, глядя на цветной экран. Малыша можно было разглядеть со всех сторон, он шевелился и открывал ротик. Вот за что вы платите в элитной частной клинике. Если поставить рядом это исследование и сканирование ребенка Грании, которое они делали в местной больнице недалеко от дома, — это будет как черно-белый фильм сороковых годов прошлого века по сравнению с картиной Джеймса Кэмерона.
Позже, сжимая фотографии в одной руке, а другую протянув Мэтту, Чарли спросила:
— Хочешь пообедать? Я что-то сильно проголодалась. — Она рассмеялась.
— Конечно, как скажешь.
За ленчем она говорила за двоих, и Мэтт понимал ее состояние. Что бы он ни чувствовал, это был первый ребенок Чарли, и у нее имелись основания для восторга. Завтра ее родители устраивают барбекю в своем доме, чтобы объявить о том, что их дочь и Мэтт ждут ребенка. Даже срок, который назвал врач, проводивший сканирование, все подтверждал. И Мэтт был вынужден, наконец, согласиться с тем, что теперь это — его жизнь. Жизнь, которую он создал, возможно, сам не желая этого. Но что сделано, то сделано.
Чарли продолжала говорить о завтрашнем дне и о том, как она рада, что их общие друзья наконец-то обо всем узнают. И Мэтт сдался. Он посмотрел на нее через стол. Несомненно, она была самой красивой женщиной в ресторане. Настоящая находка для любого мужчины. Конечно, мама права: он полюбит ее, и их совместная жизнь будет прекрасной. Он также будет любить и ребенка, который у них появится.
Но только Грании больше не было рядом.
Мэтт жестом подозвал официанта и что-то прошептал ему на ухо.
Через пять минут на столе появилась бутылка шампанского.
— Что это значит? — удивилась Чарли.
— Я подумал, мы можем отпраздновать.
— Серьезно?
—Да.
— Ты говоришь о ребенке?
— О нем и... — официант разлил шампанское по бокалам, и Мэтт поднял свой, — и о нас.
— В самом деле?
— Да. И пока не наступил завтрашний день, я хочу спросить тебя, Чарли, окажешь ли ты мне честь и выйдешь ли за меня замуж?
— Ты серьезно? — удивилась она. — Это предложение?
—Да.
— Ты уверен? — нахмурилась она.
— Да, дорогая. Итак, что скажешь? Дадим малышу мою фамилию? Оформим все как положено? Объявим о предстоящей свадьбе во время завтрашнего барбекю?
— О, Мэтти... Ты даже не представляешь, как я... — Чарли покачала головой, ее глаза наполнились слезами. — Слушай, не обращай на меня внимания. Это все гормоны. Я просто хочу быть уверена, что ты осознанно так поступаешь. Что дело в нас, а не в ребенке. Потому что, если это не так, ничего не выйдет, ты ведь знаешь.
— Мне кажется... — Мэтт задумался, — нам судьбой предназначено быть вместе.
— Я всегда так считала, просто боялась произнести это вслух, — тихо сказала она.
— Итак, ты согласна? — Мэтт поднял бокал.
— О, Мэтти, конечно. Да!
— Тогда сейчас нам нужно отправиться в магазин и выбрать обручальное кольцо, которое ты завтра всем продемонстрируешь.
Через три часа обессилевший Мэтт вместе с Чарли вернулся в лофт. Они были в «Картье», «Тиффани» и снова в «Картье» — она перемерила все кольца в этом чертовом магазине. Чарли в итоге выбрала не то кольцо, которое понравилось ей вначале, а другое, похожее на первое, но значительно дороже, цена была просто заоблачной. С кредитной карты Мэтта списали сумму, равную его зарплате за полгода, но Чарли, похоже, была очень довольна.
«Ты обязательно полюбишь Чарли...»
Слова матери были единственным утешением, которое он смог придумать, засыпая тем вечером.
Обстановка, атмосфера и гости на барбекю, устроенном специально, чтобы отметить хорошие новости, — все это было знакомо Мэтту с детства. Он выпил гораздо больше, чем следовало, но они с Чарли все равно собирались остаться на ночь у его родителей. Поэтому, объявляя о помолвке, Мэтт прослезился. Это укрепило всех присутствующих в мысли, что Мэтт очень сильно любит женщину, с которой соединяет жизнь. Чарли блистала в новом платье от Шанель, купленном специально к этому случаю. Спина Мэтта разболелась от постоянных похлопываний. Позже, когда гости разошлись и остались только они с Чарли и их родители, отец невесты сказал несколько слов:
— Я не могу выразить словами радость, которую испытываю сейчас. Не сомневаюсь, Мэтт, что твои родители — наши дорогие друзья Боб и Элейн — разделяют мои чувства. Мы вчетвером решили, что сделаем вам свадебный подарок. Недалеко отсюда, на Оуквуд-лейн есть дом, который подошел бы вам: он очень просторный, с красивым садом, где мог бы играть ребенок. Мэтт, мы с твоим отцом завтра встречаемся с агентом по продаже недвижимости и собираемся купить для вас этот дом.
— О Боже! — Чарли в восторге повернулась к Мэтту и схватила его за руку. — Это просто чудо! Только подумай, мы будем жить рядом с нашими родителями! И они всегда смогут присмотреть за ребенком.
Все засмеялись, кроме Мэтта, который налил себе еще немного шампанского.
Позже, когда они приехали в дом к родителям Мэтта — дорога заняла всего десять минут, — Элейн увидела, что сын сидит в одиночестве на террасе.
— Ты счастлив, дорогой?
— Да, мам, — ответил Мэтт и поразился, насколько мрачно это прозвучало. Взяв себя в руки, он произнес: — Конечно же, да. Почему нет?
— Да, причин огорчаться, вроде бы нет. — Она положила руку ему на плечо. — Я просто хочу, чтобы мой мальчик был счастлив.
Элейн пересекла террасу и, оглянувшись, посмотрела на сына. Все в его облике противоречило его словам. «Такова жизнь!» — подумала она и вздохнула. Позже, лежа без сна в кровати рядом с мужем, она вспоминала прошедшие тридцать девять лет, которые со стороны казались идеальными. Но сердце говорило иное, потому что ее брак был сплошным притворством и соглашательством.
В Дануорли установилось мягкое лето. Иногда выдавались теплые дни, и тогда Грания брала Аврору на пляж и они купались в море. Время от времени шел мелкий дождь, больше похожий на туман, под которым было невозможно промокнуть. Аврора казалась спокойной и вполне довольной жизнью. Она занималась делами на ферме с Джоном и Шейном, ездила с Кэтлин в город за обновками и с удовольствием путешествовала с Гранией по побережью, исследуя новые красивые места. Когда Грания не занималась с девочкой, она работала в студии, доводя до совершенства шесть скульптурных изображений своей подопечной в разнообразных изящных позах.
В один августовский день Грания, потянувшись, поднялась с рабочей скамьи. Она больше не могла улучшить скульптуры — они были совершенством. Работа закончена. Осторожно упаковывая скульптуры, чтобы отвезти их в Корк и отлить в бронзе, Грания испытывала радостное возбуждение, но оно быстро прошло. Закончив дело, она опустилась на скамью, ощутив внутреннюю опустошенность и отчаяние. Эта работа помогала ей преодолеть странную отрешенность от всего мира, которая вновь накатила волной. Грания чувствовала себя черно-белой копией самой себя — прежде яркой и привлекательной женщины.