Он даже с трудом выговорил слово «жена», будто боялся, что и этим навлечет беду.
– Куда мне твоя сорочка! – напомнил Равдан, который, будучи «отроком», не мог надеть рубаху женатого «молодца». – Ну, пойду…
Он тихо встал, отошел от людей и огней подальше в темноту луга и прилег на траву. Уже близилось утро, тьма была не полной, полупрозрачной: именно такой, сквозь которую проглядывает Навь.
Равдан закрыл глаза, вдохнул травяной дух земли. Про русалок всякое рассказывают: одни говорят, будто это пригожие девки с волосами до земли, другие – что жуткого вида старухи. И все это неправда. Русалки – это смутные белые пятнышки во тьме, живые облачка, сгустившиеся выдохи самой земли. И да, Творила и бабы правы. Русалки очень даже могут поживиться молодой женщиной и нерожденным ребенком, подкрепить силы, растраченные на процветание полей и лугов.
Они были где-то рядом.
Неподвижно лежа лицом вверх, Равдан стал подманивать их, как утром перепелов. Только дудочкой была сама его душа. Его учила этому искусству Ведьма-рагана – еще та, прежняя, умершая осенью. Это было все равно что нырнуть в темную воду и там, под поверхностью, открыть глаза и вглядываться во влажную шевелящуюся темноту. Но здесь нельзя выныривать, чтобы вздохнуть.
Вон они. Подползают. Беловатые, полупрозрачные, расплывчатые пятна боязливо приближались: и надеялись на добычу, и опасались сами ею стать. Русалка боится волка, а Равдан и летом, среди людей, сохранял часть лесной сущности вилькаев, будто клок волчьей шерсти где-то на теле под одеждой.
Мелькнула мысль поймать одну и потребовать помощи для молодухи и младенца. Мысль была невольная – привычка охотника, – но белые пятнышки мигом отшатнулись и почти исчезли.
Подавив досаду, чтобы не сделать хуже, Равдан снова стал ждать. Вспоминался белый перепел… потом богиня Лада с солнечным лицом и в облачной одежде… Перехватило дыхание: всемирье переживало миг расцвета, свадьбу земли и неба, каждая травинка вокруг ликовала. И он, Равдан, будто застыл на самой вершине мировой горы, не зная, куда сделать шаг: вперед – на солнечный луг, или назад – в дремучий лес.
Белое пятно встало прямо перед ним – смутно похожее на женщину, закутанную в покрывало.
«Чего вы хотите? – мысленно спросил Равдан. – Зачем молодуху губите?»
«Ты сестру нашу погубил, – без звука ответило белое пятно. – Отнял ее у нас. Мы теперь другую уведем за собою, дабы роду нашего не убывало, круги наши не умалялись».
«Может, другой какой выкуп возьмете?»
«Другой не возьмем. А хочешь – обмен сделаем».
«Какой обмен?»
«Мы одну заберем, одну дадим».
«Дадите?»
«Скоро Купалии. Одну жену мы у вас увели, одну взамен пришлем. Пойдешь в круги – найдешь девку, что лучше всех. Она будет твоя».
«Как же я узнаю – которая лучше всех?»
Ответом был только смех, похожий на журчанье ручья.
И вдруг что-то помешало: русалки исчезли, а Равдан очнулся и ощутил себя лежащим на траве. Будто с высоты упал.
– Где ты там? – надрывались на два голоса Нечуй и Тужилиха. – И тебя, что ли, ржаницы-сестрицы унесли? Радошка-а!
– Здесь я! – Равдан поднялся, провел ладонями по лицу, чувствуя себя немного ошалевшим. – Чего орете?
– Поднимай – повезем. Померла она…
* * *
Кривая неделя концом упиралась в Купалии. Никогда, сколько себя помнил, Равдан не волновался так из-за главного праздника теплой половины года. Назавтра бессловесный разговор с русалками уже помнился ему очень смутно, и он не мог восстановить самого важного. Что они сказали – пообещали или пригрозили? Они посулили ему какую-то встречу, это он помнил точно. Но дальше? Ему сказали «Она пойдет с тобой» или «Она уведет тебя за собой»? А ведь это важно. Поймать русалку и стать ее добычей – не одно и то же. Равдан верил в себя, но при мысли о поединке с русалкой екало сердце и холодело в груди.
А тут еще мать его огорошила. Перед Купалиями старшие всегда посмеиваются над молодежью: дескать, парни, пойдете невест искать, на русалку не наткнитесь.
– Чего же и не русалку? – вызывающе воскликнул Равдан. – Неужели с ней никак не совладать?
– Можно и с русалкой совладать, – засмеялся Краян. – Я от моей бабки слышал, у нее в роду такое предание было. Будто когда первый прадед их пришел сюда, тут еще людей было мало, невест негде взять. Вот он и ходил неженатый. Пошел раз на Кривой неделе в лес лыки драть, а там на него русалки и набросились: хохочут, щекочут, волосы рвут. Он изловчился, отскочил, быстро на земле круг ножом начертил, встал туда и кричит: «Перун со мной, гром на вас!» Они забоялись, отступили. Только одна все приставала, лезла к нему. Он схватил ее за руку и втащил в круг, а там пояс с себя снял и на нее набросил. И стала она смирная, пошла с ним домой. Взял он ее в жены. Она всю работу женскую справляла ловко, одна за троих работала. Только ела мало, все больше не кашей, а паром от каши питалась. Родились у них дети… И вот года через три-четыре настала опять Кривая неделя. А пояс тот за время истлел на ней, возьми и порвись. Русалка и убежала в лес…
– Покрепче, знать, пояс надо! – Равдан усмехнулся.
– А вот…
Уксиня встала, открыла свою внушительную укладку из старого темного дуба и вручила младшему сыну нарядную «жениховскую» рубаху из беленого льна с красной вышивкой на вороте:
– Вот тебе вместо пояса. За женой пойдешь.
– Что? – Равдан вытаращил глаза.
– А и то! Творилина молодуха померла, на покосе работать некому, а потом ведь жать. Ему рано за новой женой идти, а тебе давно уж пора! Лоб здоровый вымахал, мне перед людьми стыдно. Сынок как дубок, а все в отроках! Двоих мы потеряли, хоть ты роду послужишь на умноженье! Все равно в лес тебе больше не ходить.
– Это мы еще поглядим, ходить или не ходить! – запальчиво воскликнул Равдан.
– А ну молчать! – прикрикнул отец. – Я тебе пасть разевать не приказывал! После Купалий чтоб привел матери невестку – да не такую, как Творила, а крепкую, как сосна бортевая! А не приведешь – и сам мне на глаза не кажись! Знать тебя не пожелаю!
Равдан опустил голову. Ссориться с родителями всерьез он не смел.
– Пора же тебе повзрослеть, – уже мягче сказала Уксиня Равдану. – Пока отрок – зверь ты лесной, полчеловека только. А истинно человеком мужчину только женитьба делает.
Равдан смотрел вниз, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не спорить с матерью. За такую наглость он сам бы себя уважать не смог. Но только ему казалось, что человеком он был только в лесу, среди товарищей. Обзавестись женой означало навсегда отказаться от этого. Но жить в роду и дальше ходить в отроках уже стало невозможно, все сроки вышли. Или жена – или в лес насовсем. Перед ним лежала вышитая купальская рубаха, и ему предстояло сделать выбор.