Вот наконец и знакомые шапки курганов. Ведома видела их почти отчетливо, потому что тусклый осенний рассвет уже стоял на пороге. Но ей мерещилось, будто она видит их каким-то иным зрением – тем самым, которым северные кудесницы-сейдконы видят призванных духов. И каждый темный бугор земли казался домом, в котором кто-то живет, и сквозь толщу склона она словно бы различала мерцающий внутри огонек.
Вот она – могила колдуньи Рагноры. Ведома хорошо помнила это место – ведь она участвовала во всех обрядах при погребении бабки. Они здесь, обе под одним земляным одеялом – Рагнора и Прияна…
Медленно Ведома подошла и остановилась с того края, где видна была недавно перекопанная земля. Сестра совсем близко. Ведома наклонилась и погладила озябшей ладонью покрытую изморозью землю – будто светловолосую головку своей сестры.
– Приянка! – шепнула она пересохшим горлом. – Слышишь меня? Я пришла!
– Йотуна мать! Она пришла!
Дагмунд вгляделся сквозь полутьму, потер глаза, потом отчаянно пихнул локтем задремавшего Головню. И одновременно зажал ему рот.
– Тише! Не вякай! Она здесь!
Головня приподнялся и выпучил глаза: чего ты, дескать? Но послушно смолчал.
– Пришла она, говорю! – горячо зашептал Дагмунд. – Клянусь тебе, вон она!
– Йотуна мать пришла? – опасливо уточнил Головня.
Ничего удивительного. Ночное поле погребений – самое подходящее место для всякой нечисти.
Головня высунулся из овражка. Уже дней сорок, почти с тех пор как пошли слухи о болезни княгини, каждую ночь пять хирдманов Сверкера всю ночь несли дозор на погребальном поле. Отсюда хорошо была видна могила Рагноры, но овражек не привлекал внимания. А в темноте и вовсе не разглядишь. Ночь за ночью хирдманы, проклиная судьбу, мерзли и мокли осенними ночами в открытом поле среди могил, дожидаясь, пока княжна-беглянка придет навестить покойную бабку. А Грим даже шалашик не разрешил соорудить: если «дичь», которую они сторожат, увидит что-то необычное, то ускользнет уже навсегда. Покрыть овражек жердями и листвой и то не дал, старый йотун!
Здесь, в овражке, Хадди с Кучерявым встретили первый снег. Князь обещал гривну серебра тому дозору, который дождется и поймает наконец его дочь, поэтому парни глядели в оба и дремали по очереди, прикрывшись толстыми шерстяными плащами от осенней сырости и промозглого холода. А днем гуляли по причалу, рассказывая всякие ужасы про мертвую колдунью. Ведь чем шире эти слухи разойдутся, тем вероятнее, что они достигнут княжны, и тем быстрее она придет.
– А точно она? – Головня толкнул Одо, но тот уже и сам приподнялся, расслышав их горячий шепот.
– Кому еще здесь быть в такую пору?
– Может, мара какая… Или эта… сама… вылезла…
Головня был здоровый мужик, храбрый в сражении, но трусоватый по части всякой нежити.
– Это она! – подтвердил и Одо. – Слава асам! И Велесу тоже! Только не упустите, парни! – взмолился он. – Я больше не могу тут сидеть по ночам, все на свете уже чуть не отморозил!
– Не упустим! – заверил Дагмунд. – Давай, вы вдвоем справа, я слева, Гери – с той стороны, а Брюхо пусть тут ждет. Гривна наша! О добрые асы! С меня ягненок, если этот мрак закончится!
Женщина на могиле Рагноры смотрела только в землю и, кажется, разговаривала с ней. Хирдманы приближались ползком, уже не замечая сырости, холода и грязи. Долгожданный успех был так близко – руку протяни. Изредка они поднимали головы, чтобы не сбиться, и каждый раз видели темную фигуру, склоненную над краем могилы. По сторонам она совсем не смотрела.
Когда из густых сумерек в трех шагах впереди вдруг, будто из-под земли, кто-то выскочил, Ведома вздрогнула, но не испугалась. Скорее даже обрадовалась – ради этого она и пришла.
И тут же поняла, что это не Рагнора. Вместо бабки к ней устремился какой-то мужчина. Ведома вскочила, метнулась в сторону и налетела еще на кого-то. Этот кто-то крепко ухватил ее за плечи и заорал:
– Держу!
Ведома рванулась, но этот кто-то обхватил ее сильными руками и притиснул к груди, будто в порыве любовной страсти. Тут же их окружили еще три или четыре темные фигуры. Чьи-то руки трогали ее, кто-то тяжело дышал, кто-то заливался хриплым смехом, в котором слышалась сумасшедшая радость.
– Да точно она?
– Поверни ее, чего вцепился!
– Гери, выбей огня!
– К троллям огонь, что я, княжну нашу не узнаю?
– Отпусти ее, что облапил, будто жену свою!
– Да как бы того…
Наконец Ведому выпустили, и она повернулась. Вокруг нее плотным кольцом стояли четверо или пятеро мужчин. Несколько рук держали ее за плечи и края одежды, будто она в любой миг могла провалиться под землю и они готовились ее удержать. Именно так они это и понимали. Даже внезапная поимка жар-птицы едва ли обрадовала бы их больше.
– Княжна! Это ты! А это мы! – наперебой восклицали они. – Да ты нас не узнаешь! Это же я, Одо! А это Брюхо! Помнишь Брюхо! Он все жрет, что поймает!
– А это я, Дагмунд! – Кто-то с ликующим хохотом бил себя по груди. – Мы уже два месяца тебя здесь поджидаем! Уж и помучила ты нас! Одо себе все яйца отморозил!
– Ничего я не отморозил! Свои побереги!
Ведома водила глазами от одного к другому. Она слышала голоса, даже понимала слова – каждое в отдельности, – но общий смысл от нее ускользал. Она так глубоко ушла духом в Закрадье, что теперь не могла сосредоточиться на происходящем в Яви.
Достучаться до бабки оказалось так же трудно, как руками раскопать всю эту смерзшуюся землю. Рагнора молчала, как молчит всякий мертвец. Это нападение вырвало сознание Ведомы из-под земли так внезапно, что она никак не могла сообразить, где находится и что вообще творится.
– Ну, пойдем! Замерзла?
Тот, кто заговорил с ней первым, сорвал с плеч тяжелый плащ и накрыл им Ведому с головой. Одо был так счастлив – княжна нашлась, теперь кончатся эти мерзкие ночные дозоры на жальнике! – что разом забыл про холод и слякоть. К тому же теперь его ждет пятая часть гривны серебра! Жаль, лишний шеляг «первому, кто заметит» достанется Дагмунду.
От плаща на Ведому повеяло теплом и запахом мужчины, и она немного пришла в себя. И осознала, что случилось.
Она попалась. Сбылось именно то, от чего ее предостерегал Равдан. Но кто же мог подумать, что глухой осенней ночью на жальнике найдутся люди, способные ее узнать! В непривычной чужой одежде, в женском уборе, в темноте! Да и она, пока шла сюда, ни о чем таком думать была не способна.
Ведома беспомощно огляделась. Ускользнуть не было никакой возможности. Ее плотно окружили пятеро отцовских хирдманов – кто угодно, но только не раззявы.
– Одо… – Наконец она узнала голос и смутно видную в полутьме фигуру.
– Я, княжна! – радостно подтвердил тот. – Я самый! Мы тебя и поджидали, так давно, что все тролли лопнули бы от злости! Пойдем домой! Я так замерз, хуже собаки! Да и ты тоже! Князь так по тебе… скучал.