— Хорошо. Двигатели исключаются. Что с авионикой?
— Результаты тестирования в пределах нормы, — ответил Ван Трунг.
— Что с автопилотом? Почему капитану пришлось бороться за управление?
— Автопилот в порядке.
— Ясно. — Мардер обвел комнату взглядом. — Стало быть, у нас нет ни одной зацепки — так, что ли? Расследование длится уже семьдесят два часа, а мы по-прежнему не знаем, что стряслось с Пятьсот сорок пятым, — я правильно вас понял?
За столом воцарилось молчание.
— Ради всего святого! — с отвращением воскликнул Мардер и хватил кулаком по столу. — Похоже, вы невнимательно меня слушали, ребята. Я требую, чтобы вы разобрались в этой истории!
Бульвар Сепульведа 10:10 утра
Фред Баркер разрешал затруднения Дженнифер одно за другим.
Сначала она сняла его по пути на работу. Эти кадры должна была сопровождать вступительная фраза Марти: «Мы беседуем с Фредом Баркером, бывшим сотрудником ФАВП, а ныне несгибаемым борцом за безопасность воздушных сообщений». Фред предложил для съемок площадку на бульваре Сепульведа, откуда открывалась обширная панорама южных посадочных полос лос-анджелесского международного аэропорта. О лучшей точке нельзя было и мечтать. Вдобавок Баркер заверил Дженнифер, что на этом месте никогда не производились кино- и телесъемки.
Потом Дженнифер намеревалась снять Баркера на рабочем месте и вновь пустить голос Марти за кадром: «После увольнения из ФАВП Фред Баркер неустанно привлекает внимание общественности к дефектам конструкции самолетов — особенно N-22 производства компании „Нортон“. Баркер предложил для съемки угловое помещение своей конторы, а сам расположился на фоне книжных полок с толстыми папками документов ФАВП. Перед ним на столе высилась кипа технических на вид бумаг, которые он перелистывал под взором камеры».
Следующим в очереди было выступление Баркера — ему предстояло изложить свои взгляды с подробностями, на которых Марти Рирдон не мог останавливаться из-за нехватки времени. Баркер и здесь не оплошал. Он знал, где находятся вилки холодильника, телефонов, выключатели кондиционера и прочих источников шума, который мог помешать работе. Также у Баркера был наготове видеомагнитофон с записью происшествия на борту Пятьсот сорок пятого, которую показывали по «Си-Эн-Эн». Студийный монитор «Тринитрон» стоял в темном углу, и можно было снимать прямо с экрана. Был и видеовыход для непосредственной перезаписи и синхронизации изображения со звуковым сопровождением. Баркер перевел запись на дюймовую пленку, и картинка была отличная. У него нашлась даже большая модель N-22 с движущимися плоскостями крыльев и хвоста, которые он мог поворачивать, демонстрируя, какие неполадки случились в полете. Сам Баркер оделся применительно к случаю — рубашка с коротким рукавом и галстук. В его облике было что-то от инженера, и вместе с тем он выглядел уверенным в себе солидным общественным деятелем.
Баркер оказался весьма фотогеничен. Он держался раскованно, избегал специальных терминов, давал короткие ответы. Казалось, он заранее знает, как Дженнифер будет монтировать запись, и старался не создавать для нее неудобств. Например, ему и в голову не приходило схватить модель на середине фразы — он заканчивал ответ, потом говорил: «А сейчас я хотел бы обратиться к модели». Получив согласие Дженнифер, он повторял предыдущий ответ, одновременно беря модель в руки. Он говорил и двигался плавно, без суеты и спешки.
Разумеется, Баркер привык к публичным выступлениям, как перед телекамерами, так и в зале суда. Дженнифер не нравилось лишь, что она не может добиться от него ярких эмоций — шока, негодования. Наоборот, каждым своим жестом, позой и мимикой лица Баркер выражал глубокое сожаление. Очень жаль, но катастрофы избежать не удалось. Очень жаль, но никто не предпринял должных мер к устранению ее причин. Очень жаль, но все эти годы власти не прислушивались к его словам.
— До сих пор на самолетах этого типа восемь раз возникали неполадки с предкрылками, — сообщил Баркер. Он поднял модель, приблизил ее к своему лицу и повернул так, чтобы блики осветителей не попадали в объектив камеры. — Вот предкрылок, — продолжал он, вытягивая подвижную плоскость из передней кромки крыла. Он убрал руку и спросил:
— Вы снимете ее вблизи?
— Опоздал, — ответил оператор. — Нельзя ли повторить?
— Пожалуйста. Вы начнете с широкоугольного плана?
— С двукратного увеличения, — сказал оператор. Баркер кивнул. Он сделал паузу и заговорил вновь:
— До сих пор на самолетах этого типа восемь раз возникали неполадки с предкрылками. — Он опять приподнял модель, заранее повернув ее так, чтобы избежать бликов. — Это предкрылок. — Он вытянул плоскость из крыла и вновь сделал паузу.
— Теперь успел, — сказал оператор.
— Предкрылки выпускаются только при взлете и посадке, — продолжал Баркер. — Во время крейсерского полета они втянуты в крыло. Однако предкрылки N-22 порой выпускаются сами по себе. Это дефект конструкции. — Еще одна пауза. — Сейчас я продемонстрирую, что при этом происходит, и было бы нелишне снять самолет целиком.
— Даю крупный план, — произнес оператор. Баркер терпеливо дождался нужного момента, потом сказал:
— Вследствие этого дефекта, когда выпускаются предкрылки, самолет задирает нос — вот так — и грозит зависнуть в воздухе. — Он чуть накренил модель. — В этом положении машина практически неуправляема. Если пилот пытается вернуть ее в горизонтальный полет, она по инерции проворачивается дальше и срывается в пике. Пилот вновь пытается выровнять машину, и она вновь задирает нос. Потом опять сваливается в пике, потом вновь набирает высоту. Именно это случилось с самолетом, выполнявшим рейс «Транс-Пасифик» номер 545. Именно поэтому погибли люди.
Баркер выдержал паузу.
— Модель нам больше не понадобится, — сказал он. — Я откладываю ее.
— Хорошо, — отозвалась Дженнифер. Она следила за ним через монитор, установленный на полу, и подумала, что будет трудновато смонтировать переход от крупного плана к кадрам, на которых Баркер убирает модель. Вот если бы он повторил…
— Самолет сваливается в пике, потом опять набирает высоту и вновь опускает нос. Именно это случилось с самолетом, выполнявшим рейс «Транс-Пасифик» номер 545. Именно поэтому погибли люди, — произнес Баркер. Бросив в объектив полный горечи взгляд, он отставил модель в сторону. Он сделал это плавно и неторопливо, однако сам его жест как бы намекал на катастрофу.
* * *
Дженнифер не питала ни малейших иллюзий относительно того, что происходило у нее на глазах. Это было не интервью, а самый настоящий спектакль. Однако в последнее время интервьюируемые все чаще появлялись перед объективом во всеоружии. Они разбирались в ракурсах съемки, знали, как монтируются записи. Порой гости передачи приходили на съемку полностью загримированными. Поначалу такой подход к делу озадачивал журналистов, потом они привыкли. Постоянно не хватало времени; то и дело нужно было мчаться с одной съемочной площадки на другую, и подготовленный клиент весьма облегчал им жизнь.