Эдика изумляла изощренность научного ума Андрюхи, который для объяснения находок в Усть-Олонецке вынужден был перекроить всю общепризнанную историю. Но такая перекройка ему лично пришлась по плечу, как родная, как на него сшита — и странное дело, он не увидел в ней фальши, как видел его в официальной истории страны. Значит, так оно и было. Значит, так и будет. Этим и должен заняться в первую очередь отдел «К», разве нет? Онищенко, к которому приставал Эдик с подобными вопросами, терпеливо объяснял, что отдела «К» нет, что докладная записка отвергнута, но если он уже существует, то заниматься этим и должен, то есть проталкивать теорию Ростовцева. Онищенко не сомневается, что Эдик обеспечит любые материальные артефакты с доказательствами, но приказов на этот счет попросту нет, как нет, видимо, самого отдела «К».
В самом деле, подтвердить теорию Ростовцева Центр Российского музея технически мог, но сами по себе артефакты ничего не стоят, их нужно отвезти в определенные места за границей, закопать — и потом раскопать только. Это гораздо труднее, чем подделка реликвий, и это Эдику не по силам. Только государство, в лице отдела «К», могло бы обеспечить полное подтверждение гипотезы Ростовцева о божественном происхождении Руси, однако пока что Эдик наблюдал полное бездействие отдела «К» в этом вопросе. Что отдел «К» существует, он был уверен. Это разумно. Это необходимо. Наконец, следы отдела «К» изредка попадались ему на глаза. Например, найденные в архивах документы, подтверждающие, что Ленин был немецким шпионом. Кто-то же изготовил эти документы, подбросил их в архив, а он охраняется — кто, кроме отдела «К»? Ведь здравый смысл говорит, что любой немецкий шпион прежде всего не оставил бы в архивах документов, что он немецкий шпион. Он их найдет и уничтожит. Все прошерстит, но найдет и уничтожит — тем более, находясь во главе государства. Надо будет — вместе с архивом, но обязательно.
Однако, в деле Ростовцева отдел «К» явно отдыхал. В российской прессе появилась всего пара откликов на статью в журнале «Археология», и те — во второстепенных журнальчиках. Андрея осуждали как полного фантазера. Да, эти авторы явно утратили дух россов, рожденных, чтобы сказку сделать былью. И явно не работали в отделе «К». Теория Ростовцева попросту замалчивалась, и что самое странное — даже в зарубежных изданиях, после первого всплеска интереса. Андрей жаловался Эдику, что картина бы изменилась, обнаружься хоть одно прямое археологическое подтверждение, но…Эдик ничем пока не мог помочь, кроме ободрительных слов, что «истина все равно восторжествует». Для этого у него пока не было ни времени, ни средств. Он пытался настроить на эту волну Пузырева, но тот был по уши занят войной с Питером, а Эдик требовал от него организовать экспедицию в Индию и Гималаи! Причем на свои средства! Это исключено, твердо заявил Пузырев. Пусть Онищенко выделит деньги, тогда посмотрим. Отсылка к Онищенке являлась полным издевательством — Пузырев не хуже Эдика знал, что полковник почти прекратил оплату счетов их Центра, самим приходилось оплачивать, в счет будущих обещаний. Зато Пузырев весьма и весьма серьезно отнесся к предостережению против Онищенко. Майор Гольцов как-то проглядел, что Иван Пузырев тоже знает об операции «Ежик в тумане», а то бы и его включил в предполагаемый «черный список».
А Пузырев знал гораздо больше, чем майор. Хотя тоже — без конкретики. Потому и отдал было Эдику свой пистолетик, когда тот собирался в очередную командировку на юг вместе с полковником Онищенко. На всякий случай. Хотя и согласился поначалу с Эдиком, что олигархов нельзя посадить. Их сажают только для вразумления, а потом отпускают, после чего те сбегают за границу вместе с деньгами. Вообще вопрос этот — можно ли посадить олигарха — неожиданно вызвал довольно ожесточенный спор между Пузыревым и его заместителем, в процессе которого им пришлось подняться аж до высот политики, с которых видно, куда идет страна.
Эдик не мог поверить, что Хуторковского посадят, но доказать это ему не удавалось. Но он же олигарх! Их не сажают. Они должны сбегать за границу, хапнув как можно больше денег у страны. В этом проявляется какой-то внутренний закон развития страны, доказать который Эдик не мог. Он просто чувствовал. Как и Пузырев. Как это чувствует и все население, и власти в том числе, и тем более — сам Президент. Так может чувствовать человек в лодке посреди моря подводное течение, которое мягко и неотвратимо тащит лодку страны в определенную сторону, несмотря на все пыхтения на веслах. Пузырев сказал, что процесс этот, который Эдик ощущает течением, состоит во врастании страны в мировую экономику. Президенту и населению, естественно, хочется врасти равноправной частью этой экономики, как сильная и самостоятельная страна. И вся команда, образно говоря, гребет в нужную сторону. Жаль, но течение тащит страну к совершенно другим берегам. Да уже притащило, о скалы стукает. И статистика, и факты говорят о том, что Россия существует в системе мировой экономики просто как сырьевой придаток, своеобразный нефтяной карман. Нефть, газ, лес и еще ученые мозги — больше ничего ценного для мира в России нет. Россия пытается отплыть от проклятого берега, ибо скуден берег и грозит, честно говоря, гибелью для страны — но тщетно. Врастание происходит по естественному пути, по течению — уезжают из страны ценные люди, уплывают заработанные страной деньги — и причина этому именно в естественности, без участия воли и разума. Пузырев напомнил, что первый Президент России, разрушивший Советский Союз, как раз и отличался отсутствием воли и разума, предпочтя этот вот естественный, гибельный путь. Известно, грешил старикан спиртным, какой уж тут разум.
Эдик не стал спорить с таким видением проблемы — оно показывало, что олигарха все равно выпустят, чтобы он сбежал за границу со всеми деньгами. Конечно, теперешний Президент России пытается внести в управление страной волю и разум, но…поздно, господа, поздно! Олигарха выпустят. Эдик верил людям, и поэтому запихал взятый у Пузырева пистолетик поглубже в карман. Однако Пузырев людям не верил, и потому вдруг засомневался. А вдруг закон восторжествует, и Хуторковский загремит в тюрягу лет на десять-пятнадцать, за неуплату налогов, тогда что? Наверняка и Онищенко думает также, он тоже людям не верит. Тогда Пузыреву угрожает серьезная опасность.
Эдик запихал пистолетик еще глубже в карман и сказал, что Пузырев в безопасности, ибо главного не знает — где именно закопано золото, на что директор тут же возразил про Онищенку, уверенного в противном. Тот думает, что все на свете измечтались слямзить его дурацкое золото, и что директор наверняка выудил у доверчивого Эдика все подробности. Онищенко не верит людям, и потому не верит, что они и без онищенского золота найдут, что слямзить, и уж побольше слямзить, чем всякие Онищенки. И тут же отобрал у Эдика свой пистолет обратно. Эдику пришлось покупать себе пистолет по дороге в аэропорт, у одного из охранников, за десять тысяч долларов, когда ехал в заказанном им в охранной фирме броневичке для перевозки ценностей — все-таки золото вез, да и Онищенко этого требовал. Сначала торговал служебный «Иж», но когда дошел до пяти тысяч и охранник понял, что Эдик не шутит, он завернул штанину и показал прикрученную скотчем небольшую кобуру. Американский кольт «Питон», очень маленький, скорее дамский — но шесть патронов в барабане наверняка так не считали — и Эдик перекрутил его на свою щиколотку. Тут же на душе воцарилась Благодать Божия. Лучше б ее в церкви получить, как во всем мире делают, но куда деваться, если живешь среди недоверчивых людей. Тогда подарить ее может только пистолет в кармане.