На выходе с Лубянки Эдика ожидало аж три машины, присланные заинтересованными лицами, и он уехал, как и подобает мафиози и олигарху — с сопровождением и мигалками. Эдик начал осознавать свою значимость для российской культуры только в машине, где малознакомый тип из министерства сообщил ему новости. Для него новости, по привычке покойного все скрывать даже от заместителя. Оказалось, что Пузырев заключил множество контрактов и договоров — и ладно бы, с российскими партнерами вроде музеев — хрен бы с ними…хотя иных, вроде Эрмитажа, хреном накормить трудно — Пузырев назаключался с заграницей, да с самой крутой, вроде Лувра, Королевского музея Великобритании и прочих корифеев мировой культуры. Не это явилось для Эдика новостью, хотя о многих договорах услышал впервые. Новостью для него и Министерства культуры явилось то, что все эти крутые забугорники — все! Как с цепи сорвавшись, требовали личного подтверждения этих контрактов и договоров от Эдуарда Максимовича Поспелова, вежливо игнорируя заверения чиновников Минкульта и даже самого министра. Если грубо, министерское слово им до фени. Да и если разобраться — кто такой министр? Кто его знает, третьеразрядного министра второстепенного государства? Какой из него, чиновника, гарант и партнер? Кто ему поверит, чиновнику? Нет, они все министра уважают, но…без личного подтверждения мистера Поспелова соглашения замораживаются. Тогда у Эдика и зародилось странное чувство, которое он не сразу понял, и оно крепло все больше — так мог бы чувствовать себя слон, который тихо-мирно шел по джунглям, протаранивая лбом и бивнями дорогу среди лиан и стволов, занятый делом до отказа, и при этом ничуть не обращавший внимания на кучу мартышек, что визжали на его спине, прыгали, скакали и теребили плотную попону, которой был накрыт слон…, но вот попона сползла на землю, и мартышки обнаружили, что под ними не попона, а слон — ну, мартышкам без разницы, и после минутного замешательства они кинулись спрашивать разрешения кататься на его спине. Эдику что? Он привычный. Только неудобно, что все уставились. Он скромный слон. Вот примерно такое чувство. А мартышкам по фигу — кто везет, слон или попона.
Прибыли к началу церемонии. Только потом Эдик понял, что удача тут не при чем — без него не начали бы. За гробом «крестного отца» новой российской культуры должен стоять его преемник. Но пока удивило, что похороны смахивают на какие-то криминальные, будто не директор музея в гробу, а «вор в законе». Впрочем, народ не ошибается. Целое стадо навороченных дорогущих иномарок, толпа провожающих с такими мордами разъетыми, что бандиты могут завидовать, из пышных венков — целая река, и даже оперативная съемка под милицейской охраной, не говоря о двух автобусах с ОМОНом.
Венки и своих представителей на похороны прислали все крупнейшие музеи мира, не говоря о мелких и российских. И каждый норовил пробиться к Эдику и выразить свои соболезнования. В их глазах светилось почтение к Пузыреву и желание подружиться с Эдиком. На Дюбуа поглядывали с завистью — тот лично поздоровался за руку с Эдиком, а сам Пузырев, говорили, бил ему рожу. Сумел пробиться и директор Нью-йоркского музея, ему помог Уэстлейк, который так и не отошел бы от Эдика, если бы не крепкие плечи чиновников из Министерства культуры, оттеснявшие желающих. Мешали работать. Комиссар Верже подошел с двумя милицейскими генералами, выразил соболезнование и подарил Эдику не пистолетик, а пистолетище неизвестной системы со всеми документами и разрешениями, а один из милицейских генералов извинился за необходимость съемок на видеокамеру — поступила оперативная информация о присутствии здесь главарей из МТС-33, возможно, загримированных…ничего, компьютер потом их «разгримирует»…, некий Педро Гонсалес и Михель Родригес, венесуэльцы, те самые, что пытались бросить тень на Российский музей.
Еще в машине чиновник озадачил Эдика сафьяновой папочкой, которую теперь даже на кладбище, так и держал перед ним раскрытой. В принципе, Эдик был в курсе большинства задумок, но порой новости озадачивали. Договор о выставочном туре по России коллекции современных художников Нью-йоркской галереи? Они, что? За океаном, рехнулись? Разориться хотят? Ведь за свой счет…что Пузырь наобещал галерейщикам? Ничего, чего не смог бы Эдик — но что конкретно? Против таких Эдик ставил вопросительный знак — требовались уточнения, после чего кивал чиновнику и тот ставил галочку, как знак принципиального «да». Но большинство договоров в списке проходило без вопросов. Договоры с Лувром, с Венецией, затем Дрезден, с тамошней галереей, да, подтверждает, Каир, Багдад — в принципе — «да», только мелочи утрясти…большинство уже обсуждалось с Пузыревым, знакомо. Чиновник, что держал папочку, невысокий, по плечо Эдику, то и дело привставал на цыпочки, глаза странно испуганные. Однако, обращался со всеми прочими, как с мелюзгой. Оказалось, второй замминистра, но такой, что первей первого — друг детства самого министра, который тоже присутствовал на похоронах.
— А это что? — вдруг опешил Эдик.
— Что такое, Эдуард Максимович? — заволновался человечек. — Ах, это… Совсем недавняя договоренность Иван Иваныча с музеем Австралии. Они утверждают, что устная договоренность достигнута. Я записал с их слов. Что-нибудь не так?
Эдик очумело пялился в текст. На кой черт сдалось это Пузыреву?! Конечно, дело выгодное, обмен выставками…но что можно подделать у аборигенов? Бумеранги? Чучела кенгуру? Бусы? Смешно.
— А что за копию просят австралийцы? Тут неразборчиво, — хмуро спросил Эдик, надеясь, что это какой-нибудь второстепенный художник.
— Сейчас… — чиновник привстал на цыпочки, — ах, да! Копию Леонардо да Винчи…
Эдик чуть не плюнул от досады. Где их напасешься, Леонардов? Их всего три штуки имелось в распоряжении Российского музея. До отъезда Эдика, по крайней мере. И все уже обещаны кому-то.
— Этого договора я подтвердить не могу, — твердо сказал Эдик. — Я полностью не в курсе.
Человечек заволновался. Казалось, вот-вот заплачет.
— Эдуард Максимович! Это же уникальный шанс! Уникальный! Коллекции Сиднейского Королевского музея еще никогда не было в России. Причем они согласны нести все расходы по авиаперевозкам туда и обратно, и даже наши, внутри страны!
Еще бы они не оплачивали, Эдик скривился. За Леонардо они столько выручат, что…впрочем, за «копию» да Винчи Пузырев что-то с них собирался содрать, это ясно,…сколько они обещали? Впрочем, об этом потом. Главное — где взять Леонардо? Может, Пузырь расколол-таки Эрмитаж на парочку?
— И почему в плане тура Эрмитаж первым номером? — хмуро спросил Эдик. — Они же фонды со страшной силой жмут. И чтоб Иван им подарки делал?
— Эдуард Максимович! — Из толпы, обступившей на некотором расстоянии собеседников, вылез мужчина с помятым, мешки под глазами, лицом. — Я бы хотел, кстати, поговорить с вами на эту тему. Я — представитель Эрмитажа…
— Неужели решились отдать на реставрацию Леонардо? — насмешливо спросил Эдик. — Или даже просто так?
— Одного, кстати, действительно обещали Иван Иванычу… — начал было выступивший, но чиновник замахал рукой:
— Не мешайте работать, господин Макаров! Успеете. Отойдите, живо. Эдуард Максимович, этот контракт с Австралией необходимо заключить. Ради российской культуры. — Он понизил голос. — Это личная просьба министра…прошу вас…мы готовы помочь…даже финансами в этом вопросе…