Он взглянул на парня с такой подкупающей улыбкой, что Степка на минуту почувствовал себя счастливым. Правда, он скоро сообразил, что Маслаков, наверное, преувеличивает, какой там у него опыт!
Опыт, конечно, был небольшой, последнее время на «железку» он не ходил. Но тогда под Фариновом они, в самом деле, рванули неплохо. Место подобрали удобное: насыпь, поворот и к тому же спуск, впереди подмерзшее болотце. Машинист, наверно, не предвидел опасности, и как грохнуло, почти весь состав слетел с насыпи. Тогда еще с ними ходили Балашевич и Струк. Первого уже нет, а второй раненым остался где-то в Козельской пуще.
С одной жердью было удобнее; вскоре они выбрались из чащи в редколесье, и Степка немного подбежал вперед, чтобы идти рядом.
– А кто еще пойдет?
– Еще? Данила Шпак из взвода Метелкина. Пожилой такой, местный. И Бритвин. Знаешь?
– Тот, что ротным был?
– Вот-вот. Пойдет вину искупать. Как искупит, тогда, говорили, опять командиром поставят.
Что ж, это было недурно: Маслаков, Бритвин – старые, опытные партизаны, Шпак Данила – здешний человек, насквозь знает все ходы-выходы. Степка постепенно уже осваивался со своею радостью, о задании он не спрашивал, знал: придет время – разъяснят, что надо.
Они подтащили дрова к кухне, от которой уютно пахло дымком, и остановились неподалеку от пня, где была дровосека. Тут уже лежало несколько жердин, принесенных раньше, однако Степка сразу прикинул, что на обед дров было мало. Тем не менее эта забота, недавно еще занимавшая его, теперь показалась такой постылой, что не хотелось о ней и думать. Они побросали жерди, и Маслаков привычно подтолкнул на плече автомат.
– Собирайся! Через часик потопаем.
Однако через час не потопали: случилась заминка со взрывчаткой.
Пока Маслаков бегал по начальству, они втроем дожидались под елкой на краю прогалины, в том месте, где начиналась дорога. Бывший командир роты Бритвин, как только пришел сюда, сразу растянулся ничком на усыпанной хвоей земле и лежал так, с молчаливой сосредоточенностью положив на руки крепкий свежевыбритый подбородок. Из них троих он один в шинели и суконной пилотке имел хоть сколько-нибудь воинский вид; Степка же в своем сборном обмундировании скорее походил на полицая. Что до третьего, пожилого колхозника Шпака Данилы, то во внешнем облике того вообще не было ничего воинского. Молчаливый, с заросшим черными космами лицом, в рыжем, залубеневшем от мокряди кожухе и в лаптях, он сидел, прислонясь к смолистому комлю елки, и что-то с аппетитом жевал. Рядом лежал его коротенький обрез с некрашеной самодельной ложей. Степка не сразу понял, что Данила ел бобы, которые таскал из замусоленной противогазной сумки понемножку, по паре зерен, всякий раз делая вид, что они у него последние. Тем не менее, и через полчаса он все ел, избегая взглядов Степки, когда тот поворачивался к нему. Парень отлично понимал эту простодушную хитрость, но молчал, потому что давно взял за правило ничего не просить у тех, кто не хотел давать.
Он был в приподнятом, почти радостном настроении. Клепца не понадобилось и вызывать к командиру – просто Маслаков передал ему распоряжение начальника штаба, и хозяйственник, поворчав, смолк, что значило – согласился. Степка, не дожидаясь обеда, получил свой кусок хлеба, который тут же сжевал, и теперь пребывал во власти волнующего нетерпения, когда хотелось только одного: поскорее двинуться в путь. Закинув за спину винтовку, он выломал прутик и, постегивая им по траве, поглядывал в сторону шалашей, откуда должен был появиться Маслаков.
– Может, мимо Озерища пойдем? Не знаете?
Ему никто не ответил. Данила был занят бобами, а Бритвин только повел на парня косым равнодушным взглядом.
– Возле Озерища легче пройти. Там вся полиция своя.
– А тебе откуда известно? – холодно спросил Бритвин.
– Мне? Такой секрет! Все знают, – с деланным безразличием сказал Степка, но внутренне насторожился: тон этого вопроса был ему слишком знаком, и он понял, что напрасно сказал так.
Бритвин после паузы с нажимом заметил:
– Ты за всех не ответчик и держи язык за зубами, если что и знаешь.
Степка поверх леса посмотрел в небо, затянутое молочной дымкой, сквозь которую с утра не могло пробиться солнце, затем перевел взгляд вниз, на шалаши за поляной – Маслакова все еще не было. Другому бы он ответил в таком же тоне, но грубить Бритвину пока воздержался. Правда, ходили слухи, что месяц назад Бритвин здорово проштрафился на задании, его сняли с роты, хотели судить, да перевели в их отряд рядовым. И, тем не менее, тон и весь его вид свидетельствовали, что рядовым он себя не считал. Во всяком случае в этой маленькой группе держался как старший, хотя и с небольшим, но все же заметным превосходством над ними двумя. Впрочем, это не очень беспокоило Степку, который единственным командиром признавал тут Маслакова.
Степка снял из-за спины винтовку и тоже присел несколько в стороне от тех двоих. Винтовка у него была старая, с граненым казенником, выпущенная, судя по клейму, еще до модернизации 1930 года. Вообще-то стреляла она неплохо, затвор также работал нормально, и Степка был бы вполне ею доволен, если бы не мушка. Мушка раскернилась в своем гнезде и имела обыкновение сползать в сторону от положенного ей места. Прежде чем выстрелить, надо было сдвинуть ее, чтобы совместились риски, а потом уж прицеливаться.
Степка подобрал на земле сучок, ногтями отщипнул от него щепочку и начал засовывать ее под мушку. Щепка, однако, не лезла, ломалась. На его занятие обратил внимание Данила, а затем и Бритвин, который, вглядевшись, недовольно двинул бровями:
– Ты что делаешь?
– Да вот, мушка.
Бывший ротный повернулся на бок и с требовательной уверенностью протянул руку:
– А ну!
Степка еще раз ковырнул щепкой, но опять неудачно и отдал винтовку Бритвину. Тот сел, расставив колени, привычно поклацал затвором.
– Ну и ломачина! Грязная, конечно, ржавая... У тебя кто командир? Меликьянц, да?
Степка промолчал. Разговаривать с Бритвиным у него уже пропала охота – он знал, что тот скажет дальше.
– Ладно. Давайте винтовку.
– Нет, обожди! – уклонился от его руки Бритвин. Он щелкнул курком, потрогал прицельную планку, потом взглянул на мушку. – А еще говорили, Меликьянц – строгий командир!
Степка все молчал, но под елкой подозрительно завозился Данила.
– Да он не Меликьянца – он с кухни.
– Как с кухни?
Бритвин опустил руку с винтовкой и вперил в него недоумевающий, почти возмущенный взгляд. Степка за ствол выхватил у него винтовку, подумав про Данилу: чтоб ты пропал! Тянул его кто за язык, что ли? Но поправить ничего уже было нельзя, и он огрызнулся:
– А что на кухне – не люди?
Потом поднялся и закинул свою «ломачину» за плечо, готовый идти, только идти было некуда – надо было ждать. Данила с легкой усмешкой на широком лице, а Бритвин с тревожной настороженностью посматривали на него.