– Ох ты, наказание, – вздохнула миссис Петтигрю, виновато взглянув на Вивьен. – Простите нас, моя дорогая. Вы идите, идите, мы вас догоним через несколько минуток.
Пожилые леди поспешили прочь, и Вивьен приготовилась к суровому выговору. Однако Аден всего лишь лукаво взглянул на нее.
– Тебе повезло, что я прямо сейчас не отвел тебя домой и не отшлепал, жена.
Она открыла рот, чтобы огрызнуться, и тут же его закрыла, сообразив, что насмешливая угроза скорее похожа на соблазнительное обещание.
– Вивьен, я понимаю, что тебе одиноко, – продолжал он уже серьезно. – Но ты должна быть осторожна. Не дело, если о нас начнут сплетничать. Мы стараемся вести себя как можно незаметнее, не забыла?
Она легонько ткнула его под ребра.
– Во-первых, невозможно отыскать двух более невинных женщин. Во-вторых, мы находимся в богом забытом захолустье. Как тут можно выяснить, кто мы такие на самом деле, выше моего понимания.
– Ты удивишься.
– Да уж, и сильно удивлюсь. Ты знаешь, как я тебе благодарна за заботу, но мне начинает казаться, что это уже слишком. Здесь мы в полной безопасности.
Аден остановился перед табачной лавкой, делая вид, что изучает витрину. Вивьен видела, что он раздосадован, – очень уж сильно выпятил челюсть, а кожа на скулах натянулась слишком туго.
– Ты в самом деле думаешь, что князь Иван не примет самые отчаянные меры, лишь бы добиться своей цели? – спросил он. – По всем признакам этот человек сумасшедший, Вивьен. Ты никогда не должна забывать об этом, иначе все кончится очень плохо. – Он озабоченно посмотрел на нее. – Ты понимаешь? Тебе нельзя сближаться ни с кем в этой деревне и нельзя ничего рассказывать, как ты сделала сейчас.
Настроение, полное хрупкой надежды, улетучилось.
– Да, понимаю. Нужно быть такой, как ты. Это не очень сложно, потому что мне всего лишь придется хмуриться при взгляде на каждого и отказываться вести цивилизованную беседу.
Аден уже нахмурился, но вовремя спохватился и стер с лица это выражение.
– Не говори ерунды. Я вовсе не такой.
– Именно такой. Ты закрываешься от всех, даже от собственной матери. Все видят, как сильно она хочет исправить то, что произошло между вами, но ты ее отталкиваешь.
Вивьен убрала руку с его локтя и сделала вид, что перевязывает ленты на шляпке, а затем обеими руками вцепилась в ридикюль, чтобы больше не прикасаться к Адену.
– Я тебя не понимаю, – сказала она, чувствуя, как сжалось горло. – Ты решительно отталкиваешь от себя всех, кто пытается хоть чуть-чуть приблизиться. – И заставила себя произнести самое неприятное: – В том числе и меня.
Аден поморщился, взял ее под руку и повел за угол, к деревенской площади. С трех сторон ее огораживали лавки и единственный постоялый двор, а с четвертой – располагались целебный источник и питьевая галерея. Вивьен попыталась вызвать в себе интерес к зданиям, построенным в классическом стиле, но досада и подкрадывающаяся печаль словно придавили ее к земле.
Да еще и Аден снова замолчал. Хорошо, что воды источника считаются лечебными для нервов. Кажется, ей придется выпить целый галлон, чтобы избавиться от тревожного, мрачного настроения.
Или большую рюмку бренди, когда они вернутся в особняк.
Когда они подошли к величественному мраморному портику, Аден замедлил шаги.
– Это необходимо, – отрывисто произнес он.
Вивьен не поняла.
– Что именно?
– Необходимо держаться на расстоянии от… от тех, кто близок.
Сердце Вивьен сжалось. Такой странный выбор слов.
– Почему?
– Ради моей работы. Чтобы иметь возможность сосредоточиться.
Она немного подумала и поняла, что начинает сердиться.
– Не понимаю, почему. Сэр Доминик так себя не ведет, а он тоже шпион.
– Вивьен…
Она отмахнулась.
– Не трудись отрицать и не пытайся сменить тему. Суть в том, что в жизни сэра Доминика люди есть, а в твоей – нет.
Она остановилась в центре площади. Адену тоже пришлось остановиться с лицом хмурым и затравленным, и Вивьен показалось, что ее ударили в живот. Только сейчас она поняла, как велика пропасть между ними.
– Почему ты такой, Аден? Что с тобой произошло? – прошептала она.
Его глаза запылали, но очень быстро он снова надел свою бесстрастную маску.
– Поверь, моя дорогая, – сказал он. – Лучше тебе этого не знать.
Как ни странно, Адену понравился обед у миссис Петтигрю. Званый вечер, две трети гостей на котором давно впали в старческий маразм, оказался на удивление расслабляющим, и он с удовольствием наблюдал за Вивьен, очаровывающей их добрые сердца.
Уже не в первый раз за последние недели, приспосабливаясь к медленному течению деревенской жизни, он чувствовал в душе покой, которого был лишен давным-давно. Единственной угрожавшей им опасностью была вероятность свалиться с лошади или споткнуться о торчащий булыжник мостовой.
Или поддаться искушению, которое представляла для его самообладания Вивьен. Вот это была серьезная опасность, как для головы, так и для сердца.
Аден молча стоял у передней двери домика миссис Петтигрю, расположенного на вершине красивого холма, смотрящего на деревню. Его названая жена прощалась с хозяйкой и миссис Симмонс, выполнившими свое обещание не дать Вивьен заскучать. Они представили ее своим друзьям, ежедневно проводили с ней по несколько часов у источника и трижды за две недели приглашали ее и Адена на обед. Благодаря их вниманию Вивьен была постоянно занята и счастлива.
Сначала он возражал против этой дружбы, но в конце концов решил, что разумнее будет занять ее чем-нибудь. Теперь она не раздражалась постоянно и не изучала его с озадаченным, несчастным выражением больших голубых глаз. Он знал, что Вивьен пытается понять, отчего он молча устранился после их безумной, ошибочной ночи любви в гостинице. Он, конечно, последний болван, что вообще прикоснулся к ней, но она была такой беззащитной и сладкой и такой чертовски красивой, что он поддался искушению и позволил волне чувств захлестнуть себя, что сделало его тоже беззащитным и уязвимым.
Уязвимый шпион обычно становится мертвым шпионом, а это означало, что ему необходимо повысить бдительность и исключить Вивьен. Потому что стоило ему прикоснуться к ней, и его мозги превращались в сопливый французский сыр бри, а отточенные инстинкты со сверхъестественной скоростью покидали его.
Так что он позволил ей завести друзей и радоваться жизни и теперь чертовски удивлялся, как быстро она привыкла к деревенской жизни. Без требований эгоистичных родственничков, действовавших на нее губительно, находясь в безопасности под его опекой, она расцвела.