Мурза поднялся и вышел. Теперь он не выглядел таким надменным.
Я начал осмотр татар, доставленных на судне Ахмедом.
После полудня мурза заявился снова. Где уж во Владимире он нашел муллу – для меня загадка, но он его привел – в зеленом халате, белой чалме и с Кораном в руках.
Мурза, положив руку на Коран, торжественно поклялся, что воины его будут охранять мое тело, как его самого.
– Ладно, – согласился я. – Деньги давай.
Мурза вытащил из-за пояса увесистый кошель, бросил его на стол. Я демонстративно пересчитал монеты. Мурза был красен и недовольно сопел. Но желание угодить визирю пересилило все.
Сумма была действительно громадной. И где только мурза их взял, неуж с собой привез? Стало быть – хитрил, начиная торг с десяти монет.
Мулла ушел, бормоча под нос суры Корана.
– Тебя будут сопровождать два моих воина. Как пройти к визирю, они знают. Я остаюсь в городе, на постоялом дворе. Так?
– Все верно. Когда ехать?
– Чем быстрее, тем лучше.
– Буду вскоре готов.
Мурза вышел, и из окна я видел, как он что-то объяснял своим людям.
Я собрал сумку с инструментами. Долго держал пояс с саблей в руках, раздумывая. По мусульманским обычаям, неверный не имеет права носить оружия, с другой стороны – Казанское ханство теперь называется Казанским царством и находится под тяжелой дланью Иоанна Васильевича.
Решил все же оружия не брать. Есть воины для охраны, а если что с визирем пойдет не так, оружие не поможет.
Вздохнув, я убрал саблю в шкаф. Все-таки привык я путешествовать с оружием – чувствуешь себя защищенным.
Выходя, я оглядел комнату. Елки-моталки, кошель с деньгами открыто лежит на столе, прямо как для татей положен. Я сунул кошель под шкаф. Хранилище ненадежное, но ничего лучше я в данный момент придумать не мог.
Я вышел из дома и запер дверь. Больше меня здесь ничто не удерживало. С пациентами я определился – больных, нуждающихся в срочном лечении, не было, и Ахмед взял на себя заботы по их устройству до моего возвращения из Казани.
Мурза указал пальцем на воинов.
– Они головой отвечают за тебя – должны охранять и везде сопровождать. Их долг будет исполнен по возвращении во Владимир, и да поможет тебе Аллах!
И только я повернулся к калитке, как он добавил по-русски – видимо, для того, чтобы не поняли воины:
– Хабиб, ты постарайся! Очень тебя прошу. Я не только головой рискую. Умрет визирь – сторонники султана в Османской империи голову поднимут, опять война начаться может.
Я поднял руку, дав знать, что услышал и понял его.
Когда мы спустились к пристани, около нее одиноко стоял маленький кораблик Ахмеда.
Едва я ступил на палубу, как сбросили швартовы, и судно отчалило. На стремнине корабль развернулся, команда подняла паруса, и, подгоняемые течением и ветром, мы начали плавание.
Кораблик был мал, но ход имел хороший. Мне, как гостю Ахмеда, на судне отвели самую лучшую каюту, но и она была не больше четырех квадратных метров: узкая койка, скамейка, намертво прикрученная к палубе, – и все.
Ахмед старался угодить – сам принес чашку действительно вкусного плова и пиалу с зеленым чаем. Давно я его не пил, уж и вкус забылся. Если черный еще привозили изредка купцы из Синда, то зеленого я здесь прежде не видел.
С поклоном забрав чашку и пиалу, Ахмед поинтересовался:
– Не нужно ли чего еще?
– Спасибо за заботу, Ахмед, ничего больше не надо. Теперь отдохну.
– Я распорядился, чтобы никто не потревожил твой сон, уважаемый.
Ахмед исчез, а я вытянулся на койке и сразу уснул. Напряжение от работы давало о себе знать, а голову я должен был иметь свежую – все-таки предстоит серьезное дело, и если татарский вельможа умрет, головы лишусь не только я, но и мурза, и Ахмед, и другие. Их головы меня беспокоили меньше всего, а вот своя…
Через три дня на четвертый судно мягко стукнулось о причал Казани.
Поблагодарив Ахмеда, который расплылся в довольной улыбке, я сошел на берег в сопровождении двух воинов.
С интересом я смотрел на город со стороны реки. Мне ведь пришлось здесь побывать очень давно – пленником – и удалось выбраться живым. На стенах были видны проломы от штурма Казани русским войском, ныне заложенные камнем, но тем не менее ясно различимые.
Мы пошли к городу. Воины из охраны шли впереди и расталкивали толпу идущих в город людей. Крестьяне, ремесленники, мелкие лоточники безропотно уступали дорогу.
Миновав городские ворота, у которых стояли русские стражники, мы вошли в город и направились к дому визиря, вернее, ко дворцу, дом – это слишком скромно звучит для такого большого и величественного сооружения.
В Казани за интересами России бдел наместник русского царя, для пригляда – с небольшой ратью, но правили по-прежнему татары.
Воины постучали в ворота, вошедшему слуге сказали, что прибыл русский лекарь, и нас немедленно впустили. Мы остались стоять во дворе, осматривая дворец; рядом журчал фонтанчик, в бассейне которого плавали золотые рыбки. Главное здание дворца было обложено красивыми плитками, образующими затейливый орнамент.
Вскоре слуга вернулся и с поклоном пригласил меня во дворец.
Воины остались во дворе, а я пошел за слугой, поражаясь роскоши и благолепию дворца. Полы везде были устланы коврами, так что звука шагов не было слышно.
Перед одной из дверей застыли два татарских воина в начищенных до блеска доспехах.
Слуга постучал и, получив соизволение войти, пропустил меня внутрь, оставшись в коридоре.
В огромной комнате стояла деревянная кровать под балдахином, на которой возлежал упитанный вельможа. Стоявший рядом мальчик без устали работал опахалом из перьев.
Лицо у татарского вельможи было одутловатым, он страдальчески кривился.
– Ассалам алейкум! – поздоровался я.
Вельможа пробормотал невнятно ответное приветствие.
Я опросил его, как мог. Состояние пациента было неважным – видно было, что болезнь запущена.
После осмотра опасения мои подтвердились. Я сидел на низком пуфике и раздумывал – что мне делать? Положение было шатким: делать операцию – болезнь зашла далеко, могут сдать почки; не делать – пациент долго не протянет. В условиях современной клиники таких выходить можно – неделю на подготовку, вывести мочу катетером, поставить цистостому, лекарствами поддержать. А тут? И уйти могут просто не дать.
Я вышел в коридор и велел слуге позвать кого-либо из родственников – желательно старшего сына. С женой разговаривать бесполезно – у него их наверняка целый гарем, да и к голосу женщины кто будет прислушиваться: страна-то мусульманская.