– Как, вы любите собак, Тони?
– В них никогда не разочаровываешься, и они меня всегда любят, – ответила она.
Де Солн за ее спиной слегка улыбнулся.
– Они более постоянны, чем люди.
– Гораздо.
– Взять с собой эти по-небесному постоянные создания к завтраку? Хотите?
Он повел ее в маленькую столовую, все стены которой были обвешаны коврами.
Из больших окон был виден парк, уходящий в голубую даль.
– У вас очень красивое поместье.
– Я его очень люблю, – спокойно ответил он.
Она кивнула:
– Дядя Чарльз также любил Уинчес.
– Любили ли вы когда-нибудь какой-либо дом?
– Да, Уинчес, но я думаю, что я его любила из-за дяди.
– Я люблю Венсен потому, что это часть меня самого. Кажется, Ларошфуко говорил, что единственное существо, которое мы по-настоящему любим, – это мы сами. Во всяком случае, я люблю замок такой любовью. Я помню, что, когда я был еще маленьким мальчиком, я ни одной игры так не любил, как делать открытия. Но я никогда не хотел открывать никакого другого места, кроме одного, и всегда оно оказывалось тем же самым – моим собственным домом. Я любил выкапывать старые вещи, спрятанные на чердаках под крышей. В мансардах было много больших кладовых, наполненных всяким хламом. Я нашел там несколько гобеленов Байе, одну панель и драгоценность, которую мы считали украденной. Я еще вижу себя маленьким уродливым бездельником, безумно влюбленным в серые стены, проводящим все время вместо чтения над изучением рукописей, относящихся к нашей семье.
– Почему вы не женились молодым, Жан?
Он густо покраснел.
– Я полагаю, что у меня были идеалы, а когда идеалы ушли и я хотел жениться, – вы сами видели результаты моей попытки.
Они встали из-за стола, и он предложил ей:
– Пойдемте, вы должны посмотреть картинную галерею и оранжерею, комнату Марии-Антуанетты и потайную лестницу.
Он повел ее к парадной лестнице, сделанной из камня, с прекрасной балюстрадой из кованого железа. Они прошли через комнату, меблированную в стиле Людовика XVI, и вышли в очень длинный коридор, освещенный наполовину стеклянной крышей и специально устроенной системой электрических лампочек.
Де Солн указывал ей картины и рассказывал их историю.
– Джакита Орандж, – сказал он, останавливаясь перед портретом пятнадцатого века, изображавшим женщину с черными глазами и очень белым лицом. – Она вышла замуж за «хромого графа», как его называли, вот туг его портрет – следующий.
Тони посмотрела на портрет.
– Но ведь это – вы!
– Я думаю, что он очень похож на меня, его звали тоже Жаном. Он и Джакита были обвенчаны церковью. Это значит, что церковь устроила их брак. Говорят, что ненависть ее к нему перешла в обожание настолько сильное, что она покончила с собой, думая, что он любит другую. Ее считали самой красивой женщиной в Испании в то время.
– И она любила Жана?
– А между тем он был так уродлив, как, ну, скажем, как я. Женщины – удивительные существа, разве нет!
Он начал показывать другие портреты. Перед портретом своей матери, работы Мане, он остановился.
– Понравилась вам вчера моя мать?
– Я нашла, что она очаровательна.
– Вы хотите этим сказать, что считаете ее красивой женщиной, но что она вам не понравилась? Мне очень жаль.
– Вам жаль, почему?
– Потому что это очень важно для дальнейшего.
Тони пожала плечами:
– Не понимаю.
– Я хочу показать вам еще комнату, пойдем. Он открыл дверь и держал ее, чтобы дать Тони пройти.
– Почему тут тоже комната весны?
– Я обставил эти комнаты для Гиацинты.
Тони почувствовала себя очень неловко.
– Они очень красивы, – быстро проговорила она. – Мы ведь пойдем еще в парк?
– Немного погодя, Тони. Я привел вас сюда с намерением, специально в эти комнаты. Если бы я любил Гиацинту, я бы не мог так поступить, – теперь вы понимаете?
Она покачала головой. Выражение испуга появилось в ее глазах.
Де Солн подошел и встал близко около нее.
– Тони, хотите быть моей женой?
Она уставилась на него глазами, пораженная, испуганная, от полной неожиданности.
– Я люблю вас.
Она слегка отступила назад.
– Не пугайтесь, – быстро проговорил он. – Я не намерен дотронуться до вас. Я этого не сделаю никогда, пока вы сами этого не пожелаете. Выслушайте меня немного и постарайтесь поверить, что все, что я вам говорю, – это сущая правда. Я не любил Гиацинту. Я думал, что люблю, и, пока иллюзия продолжалась, казалось, что так оно и есть в действительности. Но настоящая любовь не умерла бы всецело. Человек может пережить любовь, но любовь не может умереть, если даже вырвать ее из сердца в один безумный момент. Вы сами первая сказали мне, что я не любил. Вы забыли этот вечер у вас в комнате? Впервые вы тогда стали мне близки. Я хочу этим сказать, что в этот вечер что-то в вас непосредственно взывало к каким-то струнам во мне. Затем вы пришли навестить меня, ко мне, в мою комнату. Все время, что я был в отъезде, я носил с собой воспоминание о вашем прикосновении, о вашем голосе, когда вы сказали мне «до свидания». Я поехал в Петербург, желая убедиться. Я видел Гиацинту лишь один раз и сразу же понял все. На следующий день я уехал в Париж. Я никогда в своей жизни не испытывал такого волнения. Я горел от желания вернуться – вернуться к вам, к вашим холодным ручкам, к вашему холодному смеху, к вашему умению понимать. Я вдруг понял в этот день в Петербурге, что никакая поверхностная любовь, то есть любовь к человеку за его красоту или ум, – ничего не стоит по сравнению с этим инстинктивным пониманием. Только это одно связывает людей, – и только это. Как будто бы внезапно выглянуло яркое солнышко после томительного дождя повседневных отношений. Я имею право на вас: я надеюсь, хотя вы можете этого и не знать, что и вы имеете право на меня. Я надеюсь, что, если вы только позволите, я буду в состоянии пополнить вашу жизнь. Я люблю вас, Тони, а вы, как вы думаете, можете ли и вы меня полюбить?
Он смотрел на нее с серьезным видом, она заметила, что его руки дрожат.
– Не знаю, – тихо сказала она. – Может быть, я уже люблю вас. Мне кажется, что это началось с того момента, как мы впервые, как вы выражаетесь, поняли друг друга. Жан, хорошо ли вы осознали все, что вы мне сказали? Я не красавица, даже некрасива.
– Не говорите, – резко сказал он, – что же, вы хотите, чтобы я воспевал вас? Я мог бы и это. Вы, по-видимому, не понимаете, что я не только люблю вас, но я влюблен в вас. Мне нелегко выжидать таким образом, стоя рядом с вами.