Режим многое давал тем, кто прорывался наверх. Драматург Всеволод Вишневский, прославившийся после революции пьесой «Оптимистическая трагедия», удивленно записал в дневнике: «Сергей Михалков излагает мне свое жизненное кредо: «Надо знать, что понравится «наверху»… Ну что же: здравствуй, племя молодое».
Устраняя ярких, одаренных и потому самостоятельных, Сталин открыл дорогу посредственности, троечникам. Попав у Сталина в фавор, они получали частицу его безграничной власти. И в первую очередь устраняли конкурентов. Партноменклатура — жадная толпа, готовая задушить любого, кто мешает прорваться к трону. Сплоченная когорта, делавшая карьеру за счет уничтожения талантливых коллег.
«Их объединяет не организация, и не общая идеология, и не общая любовь, и не зависть, а нечто более сильное и глубокое — бездарность, — писал фронтовой разведчик и автор замечательной повести «Звезда» (недавно экранизированной) Эммануил Казакевич. — К чему удивляться их круговой поруке, их спаянности, их организованности, их настойчивости? Бездарность — великая цепь, великий тайный орден, франкмасонский знак, который они узнают друг на друге моментально и который сближает их как старообрядческое двуперстие — раскольников».
А вот и бедственный для страны результат. Академик Петр Капица писал: «Принципиально новые направления в мировой технике, которые основываются на новых открытиях в физике, все развивались за рубежом, и мы их перенимали уже после того, как они получили неоспоримое признание. Перечислю главные из них: коротковолновая техника (включая радар), телевидение, все виды реактивных двигателей в авиации, газовая турбина, атомная энергия, разделение изотопов, ускорители… Но обиднее всего то, что основные идеи этих принципиально новых направлений в развитии техники часто зарождались у нас раньше, но не развивались, так как не находили себе признания и благоприятных условий».
28 января 1949 года в «Правде» появилась большая статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Накануне тогдашний главный редактор «Правды» Петр Николаевич Поспелов побывал в ЦК. Записал указания вождя: «Для разнообразия дать три формулировки: в первом случае, где употребляется слово «космополитизм», — уракосмополитизм; во втором — оголтелый космополитизм; в третьем — безродный космополитизм».
Молодому читателю, наверное, даже трудно понять, почему статья, посвященная вроде бы узкоцеховому вопросу, привела к тяжелейшим последствиям, искалечившим общество.
Взялись за театральных критиков, которые позволили себе подвергнуть взыскательному анализу слабенькие пьесы драматургов-конъюнктурщиков. Исполнение профессионального долга перевели в политическую плоскость. Там, где был разбор пьесы, увидели злой умысел. Пьесы были плохие, зрители на них не ходили, но авторы были людьми известными, при должностях, со связями. Они нашли способ поквитаться с критиками. Критиков обвинили не только в том, что они чернят советских драматургов, но и выставили злобными противниками русской культуры.
18 февраля 1948 года в Москве началось трехдневное совещание драматургов и театральных критиков. С трибуны звучало:
— Это не просто космополиты, не просто антипатриоты, а это антисоветская, антипатриотическая деятельность, это контрреволюционная деятельность. Сколоченная организованная группа, объединенная преступной целью и вредоносной деятельностью…
Пленум правления Союза советских писателей, разоблачавший «безродных космополитов», проходил в Центральном доме литераторов. Доклад произносил генеральный секретарь писательского союза Александр Фадеев. В разгар его выступления в дубовом зале Центрального дома литераторов погас свет. Внесли свечи, и Фадеев продолжил свою мрачную речь при свечах. В этом было что-то дьявольское. Не в том, что потух свет, это случается, а в том, что и как говорил Фадеев.
Люди, которых он называл врагами, были ему прекрасно известны. Еще недавно он их поддерживал как талантливых искусствоведов и знатоков театра. С некоторыми дружил. И всех предал! Такова была цена, которую он платил за свое высокое кресло. Впоследствии каялся, что принял участие в этом позорном деле. Выпив, рассказывал, как вызвали в ЦК и заставили произнести этот доклад. Просил его понять:
— Что я мог ответить Иосифу Виссарионовичу? Что я мог?
Но он не только исполнял указания сверху, но и проявлял инициативу. Изничтожал то, что считал политически вредным, хотя при этом прекрасно понимал, кто талантлив, а кто бездарен. Фадеев не походил на других литературных чиновников, для которых Союз писателей был просто кормушкой. В отличие от них понимал и любил литературу. Собирал писателей и читал им написанное, плакал над собственными страницами. Потому в конце концов не выдержал и застрелился.
Более ловкие персонажи, вспоминал профессор Юрий Михайлович Лотман, держались в стороне, понимая, что «идеологический шабаш продлится недолго и те, кто сейчас так быстро по чужим костям взмывает вверх, так же быстро свалятся вниз».
В борьбе против «безродных космополитов» прославился Анатолий Алексеевич Суров, надежда отечественной драматургии. У него были на то личные причины. Критики позволили себе без почтения отозваться о его творчестве. А Суров пользовался высоким покровительством. Его пьесу «Зеленая улица» показали на лучшей сцене страны — Московского художественного театра. Премьера прошла 28 декабря 1949 года. Пьеса удостоилась Сталинской премии второй степени.
Суров быстренько написал новую — «Бесноватый галантерейщик», ее поставил Центральный театр транспорта и напечатал журнал «Октябрь». В ЦК отметили: «Первая попытка создать политический памфлет на антиамериканскую тему. Автор задался целью средствами сатирической комедии разоблачить авантюристическую политику правящих кругов Америки».
Минута славы оказалась недолгой. Выяснилось, что сам Анатолий Суров писал только заявления и просьбы. Все пьесы сочиняли за него оказавшиеся в бедственном положении драматурги и критики! Те самые, кого он обличал в низкопоклонстве. Изгнанные с работы, лишенные возможности печататься «космополиты», искавшие любой возможности что-то заработать, чтобы кормить семью… Анонимных авторов именовали «литературными неграми» — в ту пору редкий день проходил без газетной статьи о бесправном положении темнокожего населения в Соединенных Штатах.
За скандальный плагиат — невиданное дело! — Сурова, секретаря партийной организации московских драматургов, лишили права на авторство. В подпитии Суров подрался с Михаилом Семеновичем Бубенновым, автором столь же бесталанной и так же поднятой на щит партийной критикой книги «Белая береза». Суров издевался над товарищем по писательскому цеху: стыдно жить с одного романа. Обиженный Бубеннов напомнил Сурову, что пьесы за него пишут другие. Суров воткнул Бубеннову вилку в филейную часть. Бубеннов, стоя у открытого окна, отчаянно звал на помощь.
Скандал с дракой двух писателей замяли. Но Анатолий Суров, совершенно пьяный, устроил на свою беду скандал в день выборов. Пришел на избирательный участок за десять минут до голосования, бросил бюллетень для голосования на пол и долго топтал его ногами. Это уже был непростительный проступок. Сурова исключили из Союза писателей и из партии. Потом тихо простили — вернули писательскую книжечку и партийный билет.