Потревоженный демон | Страница: 10

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Давайте за… Как ты его назвал? — спросил Коля. — Леопольд?

— Еще не назвал, — поправил капитана Федор. — Он еще не родился.

— Ну да! Так как?

— Герман!

— А выпить за него можно?

— Наверное, можно, — кивнул Савелий.

— Тогда за Германа! Пусть растет большой и здоровый. В смысле, пусть сначала родится.

Они выпили. Коля одним глотком. Федор — смакуя, а Савелий — страшно сморщившись.

— Я вот подумал… — неуверенно начал Савелий.

— Ну! — подбодрил его капитан.

— Я подумал… карт в колоде пятьдесят четыре, так? А если это «карточный убийца»? Ну, вроде как «алфавитный», его жертвы начинались с «а», потом с «б» и так далее. На «д» или «е» его всегда ловят. Сюжет довольно известный.

— Ты хочешь сказать, что он перемочит всю колоду? — спросил капитан. — Савелий, ты думай перед тем, как говорить. Не ожидал.

— Ну, нет… я просто, — испугался Савелий.

— Савелий прав, — вдруг согласился Федор.

— В каком смысле? — вскинулся капитан. — Пятьдесят четыре убийства? Ты, Федька, фильтруй! Савелий — ладно, он спец по бабским книжкам, там еще не такого набуровят, но ты… Столько жертв по всему городу не наберешь. С какого перепугу?

— Зачем он оставил джокера, капитан? Смысл?

— Оставил и оставил. Карточный долг, Савелий тебе объяснил. Правда, Савелий? По-моему, объяснение нормальное.

Савелий кивнул и спросил:

— Что ты имеешь в виду, Федя?

— Что такое почерк преступника, Савелий, тебе известно?

— Ну… в принципе. Почерк у серийный убийц, во всех криминальных романах. Например, рисунок кровью на стене и надпись: «Красный Джон» или «Черная кошка»; или тела расположены особым образом, или раскрашены лица, или оставляет какую-то вещь, куклу, например, или клоуна… — Савелий вдруг ахнул. — Джокер!

— Правильно мыслишь, Савелий.

— Не понял, — с досадой вмешался Коля. — Опять ты со своей мутной философией, еще и Савелия сбиваешь! При чем тут почерк?

— Ты думаешь, Федя, следующее убийство с другой картой? Или все время джокер? — спросил Савелий.

— Следующее убийство не обязательно с картой, тут важен не оставленный предмет, тут важен сам факт, что было оставленонечто, — объяснил Федор. — Неважно, что. Нечто. То, что делает убийство узнаваемым. Придает ему смысл. В данном случае убийство с джокером, понятно?

— Непонятно! — ответил капитан. — Ну и что?

— А то, что это знак. Некий символ. Мы не знаем, что он означает, но он присутствует. Зачем убийца оставил карту? Убил бы и убил. Месть, перешел дорогу, не поделили женщину, ограбление… А тут деньги не тронуты, труп на виду и джокер. Необычный способ убийства. Добавь сюда хладнокровие преступника. Центр города, даже ночью есть загулявшие прохожие, а он доставил тело, выгрузил, усадил, да еще и про карту не забыл. Спокойно, деловито. В городе только и разговоров об убийстве и таинственной карте. Это, если хотите, обещание. В смысле, карта в руке жертвы. И вполне вероятно, есть кто-то, кто прочитал этот знак.

— Обещание чего? Ты, Федор, притормози! — с досадой сказал капитан. — Шел нормально посидеть, почти месяц не виделись. Уши от вас вянут!

— Это не конец, Коля.

— Иди к черту! Опять каркаешь?

— Я бы походил по секциям единоборств, кто-то может его знать, выявил бы спецов по такому удару. Как-то слишком экзотично для наших широт.

— А чем тебе наши широты… А кино, а паутина, а книжки Савелия — убийства, мордобой, кровищи море! Вот и аукается. Ты мне лучше скажи, Савелий, была история с картами? В твоих книжках? Уверен, что была. Все давно обсосано лучшими умами, так сказать. И каратисты ногами почем зря дрыгают.

— Было что-то, кажется, — задумался Савелий.

— То-то и оно, что было, и не надо тут ботву разводить на пустом месте. Все в книжках и в кино, подробные инструкции — как банк взять, как хату обнести, куда бить, чтобы наверняка. Спасибо, народ ленивый у нас, а то, сами понимаете. А по секциям уже ходим, сами не дураки.

Глава 4. Гость у порога моего…

— Что вам нужно? — выговорила непослушными губами Ирина Антоновна. — Я закричу!

Мужчина поднялся. Ирина Антоновна инстинктивно схватилась за перила. Убежать она все равно не смогла бы — ноги стали ватными.

— Ирка, не бойся, — сказал мужчина. — Не узнаешь?

Ирина Антоновна перевела дух, сглотнула, всмотрелась. Здоровый мужик с обветренной физиономией и пронзительными синими глазами.

— Дельфин, ты? — пролепетала она. — Но… как? — Откуда?

— Узнала. А ты не изменилась, я тебя сразу узнал.

— Но я не понимаю… откуда? — бормотала Ирина Антоновна, словно в забытьи.

— Может, пригласишь в гости?

— Да, да, конечно! — заторопилась Ирина Антоновна. — Сейчас!

Она достала из сумочки ключ, попыталась вставить в замочную скважину, но не сумела, так тряслись руки.

Мужчина, которого она назвала Дельфином, взял ключ у нее из рук, отпер дверь. Посторонился, пропуская ее. Подхватил с пола свою спортивную сумку. Ирина Антоновна неверной рукой нашарила выключатель. Вспыхнул свет. Мужчина закрыл дверь. Они стояли в прихожей, рассматривая друг дружку.

— Ну, здравствуй, — сказал Дельфин. — А я уже думал, не дождусь. Поздненько возвращаешься. Живешь одна?

Ирина Антоновна кивнула. И вдруг сказала:

— Ты живой? Или привидение?

Дельфин хмыкнул. Взял ее руку, прижал к груди. Ирина Антоновна почувствовала стук его сердца, вспыхнула и попыталась высвободиться.

— Живой?

— Живой. А как ты меня нашел?

— Элементарно. Найти человека не проблема. Чаем напоишь?

Она хотела спросить, откуда он взялся, но постеснялась. Только и сказала:

— Хочешь умыться?

— Хочу. Ты никого не ждешь?

— Я живу одна. Сюда! Полотенце на полке.

Он кивнул и скрылся в ванной. А Ирина Антоновна тут же подбежала к большому зеркалу в прихожей, схватила сумочку, достала губную помаду. Поправила волосы. Рассмотрела себя. Горящие щеки, горящие глаза. Она прижала к щекам ладони. Потом побежала на кухню.

Дельфин уселся в старое кресло у окна и с улыбкой наблюдал за ней. Она почувствовала, как загорелись уши.

— Помочь?

— Открой шпроты и нарежь хлеб. Хочешь картошки?

— Не нужно, достаточно бутербродов. Я принес мясо. Помидоры есть? Люблю мясо с помидорами. Давай по коньячку! Выпьешь?

— Я сегодня уже выпила, — брякнула Ирина Антоновна.