— Ты чего? — Дельфин, обернутый в полотенце, стоял на пороге кухни. — Что-нибудь случилось?
Ирина вздрогнула.
— Да нет, это с работы. Кофе будешь?
— Буду. Только я сам. А ты сделай бутерброды.
…Вчера Ирина прилетела домой и, к ее разочарованию, Дельфина в квартире не застала. Записки, как в прошлый раз, тоже не было. Не зажигая света, она уселась в кресло на кухне, пытаясь разобраться в своих чувствах. Ушел и не вернется? На сей раз без записки. Может, спит, а она не заметила? Она снова побежала в спальню, прекрасно зная, что Дельфина там нет, — но нужно же было делать хоть что-то! Вернулась, упала в кресло и замерла…
Он появился минут через сорок, нагруженный пакетами из «Магнолии».
— Ты уже дома? Я думал, успею! Ты еще не накрыла на стол? Ну-ка, быстро!
Он словно не заметил, что она сидит в темноте.
— Я голодный как волк!
Ирина вскочила, бросилась ему на шею…
— Ты чего? — повторил Дельфин. — Кто звонил?
— Хочешь, пойдем за реку? На пляж? Последние теплые дни, можно еще купаться… День сегодня фантастический! Хочешь?
Дельфин кивнул.
— Давай в Сиднев, тут недалеко за городом сельцо, я был там еще пацаненком. Помню речку с песчаными берегами, луг, лес…
— Хочу! — обрадовалась Ирина. — У нас там был студенческий лагерь. Поехали!
…Они лежали на горячем песке крохотного пустого пляжика. Солнце было жаркое, но уже срывался свежий ветерок, а во второй половине дня заметно похолодало, от земли и воды потянуло сыростью, и стало понятно, что лето бесповоротно заканчивается. Ирина загорела, даже слегка обгорела — пылали щеки и плечи; она лежала головой на животе Дельфина, и они держались за руки. Оба молчали, разморенные солнцем. Да и о чем было говорить? Ирина чувствовала, как что-то уходит из их отношений… погожий день, в котором уже чувствовалась осень, был похож на прощание. Она вдруг поняла это с беспощадной ясностью…
Она лежала головой на животе Дельфина, стараясь не всхлипывать, слезы стекали по вискам, оставляя холодные дорожки, и пропадали в волосах. Он еще держал ее руку в своей, но они уже не были вместе…
— Ирка, — вдруг сказал Дельфин, — ты совсем не изменилась, и я все так же тебя боюсь, честное слово! Ты понимаешь, что ничего у нас не получится, я бродяга, а тебе нужен дом, понимаешь? Я ничего не смогу тебе дать. Тебе нужен другой, не такой, как я, тебе нужен образованный, с нормальной работой, твоего круга, как эти… спикеры. У тебя другая жизнь, книги, английский язык, друзья другие. Ты другая. Я бы никогда не вписался, понимаешь? Не умею я с такими, как вы. Это только в кино принцесса и пастух… или как там, а я всегда считал, что всяк сверчок знай свой шесток. Я часто думал о тебе, я рад, что мы опять встретились, честное слово! Как будто вернулись назад и попытались…
Он помолчал. Ирина внимала, перестав дышать…
— Я тебя никогда не забуду, Ирка. Ты девочка из прошлого, когда все было впереди. Ну, будет, будет… жизнь не кончается. Впереди еще много интересного. Вы поставите ваш спектакль про Буратино, ты напишешь новый, у вас спетая компания, ты не одна. Сын возвращается. Ирка, это счастье — иметь сына!
Ирина молча плакала, боясь всхлипнуть, боясь унижения. Он снова бросает ее…
— Я уйду сегодня.
Ей показалось, что его слова прогремели громом. Она плакала и ненавидела себя за эти слезы, за то, что не смогла удержать его, за свое постылое одиночество. И ничего уже нельзя было исправить…
— Пошли купаться! — вдруг сказал Дельфин.
— Холодно, — пробормотала она, больше всего на свете боясь, что он заметит ее слезы, чувствуя себя униженной и никчемной.
— В самый раз! — Он осторожно снял ее голову с живота, вскочил и побежал к воде — сильный, поджарый, гибкий. Она смотрела ему вслед, и ей казалось, что ее сердце сию минуту разорвется от горя. Он вошел в воду, взмахнул руками и нырнул, оставляя за собой длинный белый след. В тот же самый миг предчувствие укололо ее в сердце — он останется там, в темной холодной глубине… навсегда! Спустя минуту он вынырнул уже на середине реки и стремительно поплыл к тому берегу.
Дельфин… Дельфины не тонут.
Светлана Михайловна, или баба Света, ломая пальцы и чертыхаясь, пыталась отпереть проклятущую дверь. Сто раз говорила Витьке: «Вставь новый замок или подрихтуй, мужик ты или не мужик, честное слово, это же никаких пальцев не хватит так мучиться!» Дверь наконец распахнулась, и баба Света, подхватив объемистые сумки, протиснулась внутрь и в сердцах пнула дверь ногой. Та с громким стуком захлопнулась. Хозяин, Виктор Алексеевич Бурый, на работе, так что можно не спешить. Для кого Виктор Алекссевич, а для нее Витька — по причине давнего знакомства. По плану сегодня стирка, уборка, мытье окон на зиму, еще бы успеть убрать на балконе и повытаскивать из заповедных мест пустые бутылки. И главное, сколько ни говори, всегда одно и то же — пихает куда попало! Что значит холостяк. Бобыль бобылем.
Баба Света потащила сумки на кухню, распахнула холодильник и принялась перекладывать туда продукты. Нужно будет сготовить на пару дней, да мяса поболе — Витька мужик здоровый, жрет, только успевай подавай!
Она включила кофеварку, достала из шкафчика банку кофе и сахар. Сняла с «вешалки» любимую керамическую кружку. Тяжело уселась на табурет.
Напившись кофе, баба Света отправилась в гостиную определить фронт работ. Она стала как вкопанная на пороге, уже занеся ногу для шага, поднесла руку ко рту и, вылупив глаза, закричала от ужаса! Так и испускала вопли, один за другим, не в силах остановиться, не сводя глаз с неподвижной фигуры в кресле, прямо под бордовым абажуром горящего торшера. Хозяин Виктор Алексеевич сидел прямо, как штык, привязанный к спинке кресла веревкой, а из груди его торчала стрела с красным оперением. Лицо его в темно-красном свете было почти черным, руки безвольно лежали на коленях, а на груди, в том месте, куда вошла стрела, расплылось зловещее черное пятно…
…Первой мыслью капитана Астахова при виде человека в кресле была невнятная мысль о товарище, Федоре Алексееве, гребаном философе, который все-таки накликал. А оторванный от жизненных реалий простак Савелий поддакивал. Вот и получается, что эти двое клоунов оказались правы, а он, капитан Астахов, лопухнулся.
Правда, он тут же подумал, что связи между стрелой и джокером может и не быть, но подспудное «нутро» подсказывало ему — не надейтесь! Ни с чем подобным в своей оперативной карьере капитан Астахов еще не сталкивался. Федор однажды рассказывал про священника, патера Брауна… что-то там было такое, всякие странные события, которые оказались связанными между собой и вели к разгадке преступления, он еще предложил дать книжку почитать, но капитан отмахнулся — ему и в жизни хватает подобной радости, какие, к черту, книжки!