— Эмилий, не будь занудой!
— Испортишь аппетит, — строго сказал Эмилий Иванович.
— Не испорчу! Одну!
— Только одну. И накрывай на стол. Не забудь соевый соус.
— Есть! — вскочила лиса Алиса.
Они встречались каждый день, по вечерам после работы, а в свои выходные лиса Алиса с утра сидела в губернской канцелярии, тем более там было весело и дым стоял коромыслом — студенты Федора дружно копались в старых документах, раскладывали их, сортировали, зачитывали вслух и комментировали. От гама в ушах звенело, но было хорошо. Иногда появлялся директор музея, человек ответственный и строгий, стоял молча на пороге, наблюдал, качал головой, потом вызывал Эмилия Ивановича, призывал к бдительности и всячески зудел. Почти каждый день приходил Федор Алексеев с торбой из «Магнолии» — бутербродами и кофе на всю команду. Они пили кофе и общались.
А потом они шли домой — Эмилий Иванович и лиса Алиса, — и он готовил ужин, а она читала вслух. Однажды Эмилию Ивановичу пришло в голову, что это гармония, и он готов до конца жизни готовить борщи и дамплинги, а она пусть сидит с книжкой и читает вслух. Иногда лиса Алиса оставалось у него до утра. Они слушали музыку, смотрели кино и много говорили. И все! Вы не поверите, но больше ничего! Они обсуждали фильмы, спикеров, читали вслух. Иногда цапались, иногда едва не доходило до драки. Эмилий Иванович хотел предложить ей перевезти вещи, в смысле переселиться, без подтекста, ну… как квартирантке, и вдвоем веселее, только задаром, в смысле, у них маленькая квартира, тесно, а у него хоромы, и провожать не надо, но он стеснялся — а вдруг она не так поймет, вдруг подумает, что он захочет воспользоваться ее… ее… беспомощностью. Хотя какая там беспомощность! Лиса Алиса была воином и, не задумываясь, лезла в драку. Из них двоих скорее он был беспомощен.
Спикеры подначивали его, шутили и оттягивались, как могли; Карабас-Барабас прямым текстом спрашивал, как ему удалось… гм… это самое, как он посмел покуситься на святое для всякой девушки и как оно вообще в принципе. Часто деретесь? Или консенсус? Эмилий Иванович багровел и начинал заикаться, отшучивался, что у них дружба и ничего, кроме дружбы. Ну, деремся иногда. Ага, ври больше, отвечал Карабас-Барабас, знаем мы эти дружбы.
Ирина сказала: «Я очень рада за тебя, Эмочка», и Эмилий Иванович вспыхнул и снова повторил, что они друзья. Ирина поверила и не удивилась, кивнула и сказала, что, конечно, друзья, но она же тебе нравится, Эмочка, да и она не ходит, а летает последнее время. «Она и я… — пробормотал Эмилий Иванович, — подумай сама, Ириша. — Он растерянно смотрел на Ирину, ожидая утешений и заверений, что все будет хорошо и чудеса еще случаются. — Она такая красавица, — сказал он, — а я… и внешность сомнительная, и толстый». Ирина, всплеснув руками, бросилась его защищать: «Ты с ума сошел, Эмочка! Ты умница, ты порядочный, ты добрый… Ты цены себе не знаешь! Да таких, как ты, днем с огнем не найти, и, поверь, наша лисичка тебя не выпустит! Из лап! Ей же главное — поговорить, а ты единственный, кто говорит с женщиной, не раздевая ее глазами. Ну, почти».
Комплимент, однако.
«Ты думаешь?» — смутился Эмилий Иванович. «Даже не сомневайся, — ответила Ирина. — Ты… ты удивительный! И вы прекрасно смотритесь вместе. Тебе нужно быть немного увереннее в себе, понимаешь? И еще! Запомни, Эмочка, не давай ей спуску. Никаких слюней! Лиса Алиса — охотница, амазонка, ей нужна драка, погоня, адреналин! Не уступай ей, понял? Гни свою линию — женщина, даже амазонка, хочет почувствовать рядом сильного друга. Она хочет восхищаться своим другом. С ней трудно, она не признает никаких женских хитростей и подыгрывать тебе не будет. Ты умнее, начитаннее, вот и рази ее! В честном поединке…»
Ирина раскраснелась, говорила бурно, и Эмилий Иванович подумал, что, говоря о лисе Алисе, она говорит о себе. Она хочет восхищаться своим мужчиной, хочет подчиняться, хочет, чтобы он взял ее за руку и повел в голубую даль, а она закроет глаза и пойдет следом. И еще подумал, что он не охотник…
— А ты не думаешь… — спросил он, запинаясь, — что это каприз, временное помрачение, и ее не сегодня завтра уведут? Какой-нибудь принц на белом коне подхватит — и поминай, как звали.
— Нет! Ее не уведут, — твердо сказала Ирина. — Поверь, Эмочка, она выбрала тебя. Она девушка с мозгами и выбрала тебя. А принц на белом коне… что за пошлый образ! В зубах навяз, так и видишь самовлюбленного и напыщенного хлыща… в рейтузах! Не факт, что умного.
Почему в рейтузах? Почему именно в рейтузах? Трудно сказать. Так Ирина Антоновна видела принца — в рейтузах на белом коне…
— Но я не знаю… — пробормотал Эмилий Иванович, — это только дружба, по-моему, ты забегаешь вперед…
— Время покажет, — ответила Ирина. — Не торопись, все придет…
— Мой руки и за стол! — скомандовал Эмилий Иванович, снимая фартук. — Салфетки, вилки, ножи, бокалы!
— Не будь занудой, Эмик! Мы по-домашнему, какие бокалы! У нас дома, например…
— Татьяна, в человеке все должно быть прекрасно, помнишь? И я бы на твоем месте переоделся к обеду. Надень платье!
— Ну Эмик!
— Ты такая красивая в платье, в том, синем. Пожалуйста, — попросил он.
Лиса Алиса с недовольной гримаской вышла из гостиной. Вернулась она через пару минут в коротком синем платьице, с ниткой жемчуга, подаренного Эмилием Ивановичем. Присела в реверансе, Эмилий Иванович отодвинул стул. Она церемонно уселась, и оба расхохотались.
— Я голодная как волк! — заявила лиса Алиса. — Или, по-твоему, дама не может быть голодная как волк?
— Может, может, — успокоил ее Эмилий Иванович. — Ты у нас дама, голодная как волк, только и всего. На вечер я сделаю мясо с картошкой.
— Ура! — закричала лиса Алиса. — Эмик, я давно хотела тебе сказать… — Она отложила вилку и нож. — Только не смейся! И если ты против, так и скажи! Ладно? Мы ведь друзья, а между друзьями никаких недомолвок, да?
— Ты меня пугаешь! — Эмилий Иванович тоже отложил вилку и нож. — Что случилось?
— Эмик, как ты ко мне относишься? — спросила она, глядя на Эмилия Ивановича исподлобья. — В смысле, как к женщине?
Эмилий Иванович впал в ступор и молча смотрел на нее. Тишина наступила такая, что зазвенело в ушах. Эмилий Иванович вдруг поднялся и шагнул к ней. Лиса Алиса вскочила ему навстречу…
…Но, может, все будет как раз расчудесно,
И память не раз благодарно помянет
Закат в исполненье оркестров небесных…
М. Шехтман. Монолог занятого человека.
И вот он пришел, этот день! Красный зал Молодежного был забит до отказа. Тем более спектакль был бесплатный, и пускали всех желающих. Студенты Федора сидели и вовсе на полу в проходах и прекрасно себя чувствовали. Капитан Астахов от похода на премьеру решительно отказался; Савелий Зотов пришел с Настенькой, но тут ему вдруг позвонили из роддома и сообщили, что он счастливый папаша. Бедный Савелий обалдел и только повторял: как же так, обещали ведь завтра, как же там Зосенька! Одна! Он сунул ручку Настеньки в руку Федора и унесся. Федор, не успевший ничего сказать, оказался с малышкой наедине. Он оторопело смотрел на Настеньку, пытаясь вспомнить свой опыт общения с молодняком, в прошлом довольно изрядный, но тут девчушка взяла инициативу в свои руки и сказала: