Сказала я: «Согласна дорогой мой,
Купи кондом и дальше все дела».
Ты ринулся в аптеку с дрожью шибкой,
А я в окно смотрела, затаясь.
Там девушка с застенчивой улыбкой
Тебе пакет вручила, потупясь.
Потом мы занялись с тобой любовью,
Шумел листвой над нами тёмный сад,
А роза, уронившись к изголовью
Свой пьяный источала аромат…
Прошли года и отгремели грозы,
Меня в седую даму превратив.
В гербарии любимом рядом с розой
Храню я, наш родной презерватив!
Последние слова прозвучали с ударением, под усиленные аккорды, все захохотали от неожиданной концовки, а Данка больше всех.
Я включил магнитолу, и толпа принялась танцевать.
— Как тебя не любить, мой поэт?! — обнимала меня Дана в танце, и я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Впрочем, как и положено хозяину, я перетанцевал со всеми дамами.
Разошлись поздно, вдрызг пьяные, я проводил Дану до дома родителей.
Утром, однако, я проснулся не в своей тарелке, и твёрдо решил не продолжать отношений с нимфеткой, мне по горло хватило подобных прелестей с Ларисой. И начинались они не менее увлекательно.
Впрочем, Лариса не позволила бы никаких отношений с соперницей, даже при моём желании.
Она бурей ворвалась в воскресенье, захватив полами своей раскрытой шубы массу холодного воздуха с улицы.
— Что не позвонил? Мне сказали в больнице, что тебя в четверг выписали.
— Болит у меня, — притворно поморщился я, а сам подумал: «Узнала ты раньше, только протрахалась с начальником отдела».
— Сейчас вылечу!
Она сбросила свою шубу прямо на пол и утянула меня на неё.
Сопротивляться бешеному натиску фурии было невозможно.
А я и не сопротивлялся. Половой эксперимент на шубе очень удовлетворил меня, даже после незабываемой вчерашней истории.
Я только отметил, чтоб суккуб надёжно схватил меня когтистой лапой жажды непреходящих наслаждений, без всякой связи с эмоциональными привязанностями, похоже, я подарил душу Дьяволу.
Лариса, тем более, пошла в разнос. Мы перепробовали с ней массу сексуальных приёмов, из тех, что в обычной жизни называют половыми извращениями, но оторва хотела забить пресыщение, изобретая новые способы.
Я обнаружил, что она уже не может кончить при обычном половом акте.
Когда, однажды, я настойчиво трудился всеми испытанными средствами, она закричала:
— Принеси бутылку!
Я принёс поллитровую бутылку из-под коньяка.
Мы, как обычно, были слишком пьяны, чтобы отдавать трезвый отчёт в своих действиях. Я принёс пустой снаряд, точно предполагая, что ей хочется засунуть его во влагалище, но ошибся только в одном.
Когда горлышко бутылки уже скрылось внутри девичьей плоти, она закричала:
— Дурак! Суй тупым концом!
Я вынул бутылку назад и со страхом взглянул на диаметр.
— Не бойся, — успокоила Лариса, — когда рожают, ребёнок всё равно больше.
Я, всё-таки, не решался.
— Ты же не рожала…
Она выхватила бутылку из моих рук и вставила к себе наполовину.
— Ох! — простонала она, — суй дальше, я не смогу руководить своими действиями. Суй, суй! — закатила она глаза.
Я подтолкнул бутылку. Странным образом, она, к моему изумлению, вошла почти вся.
«Что значит мой хилый орган размером 16 х 4 по сравнению с вторгшимся в плоть чудовищем?!» — пронеслось в голове.
А Лариса, между тем, кончала с пронзительными криками.
— Моя милая, — сказал я ей, — после такого мне придётся ходить к тебе в гости только в другое маленькое отверстие.
— Да и то после сильного возбуждения, — согласилась девушка, — давай я подсосу тебе насос.
Она долго обрабатывала языком мою крайнюю плоть, пока грибок не вздулся угрожающей шляпкой.
Раньше я всегда входил в её анус медленно, расслабившись и смазав головку, чтобы не причинить боль.
Теперь она сама требовала боли и вырвала из моих рук баночку с кремом для смазки.
Она встала на тахте на четвереньки и заорала:
— Суй сразу весь до конца!
Я приладился к влекущему завитку и резко всадил в него весь орган.
Оторва зашлась диким хрипящим воплем, я порвал отверстие, не приспособленное к детородному растяжению.
Она явно, в экстазе достижения неизведанных удовольствий, переоценила свои возможности.
Лариса соскочила с тахты и с леденящим воем начала кружить по комнате.
В стенку застучали со стороны соседа Женьки.
Они давно привыкли к сексуальным воплям в нашей квартире, да и мы, иной раз, подслушивали их оргазмические крики, но, видимо, звериный вой экспериментаторши слишком походил на предсмертный.
— Не ори! — зашипел я, — соседи милицию вызовут!
— Тащи из ванной одеколон, — прохрипела Лариса сквозь стоны.
— Брызгай туда! — встала она на коленки на ковёр.
— Сожжём слизистую! — воспротивился я.
— Брызгай, мать твою!
Я нажал кнопку пульверизатора.
Девушка заскрипела зубами от боли, спирт разъедал трещины, потом промычала уже более спокойно:
— Плесни коньяка!
Через пару дней она привела Карину.
«Чёрт побери, а, ведь ей не дашь тридцать пять», — была моя первая мысленная реакция.
Карина выглядела на двадцать пять: ухоженная гладкая кожа на статичном лице, видимо, она не морщилась и не улыбалась лишний раз, большие глаза, чуть остренький прямой носик, делавший похожей её на любопытную лисичку, каштановые волосы.
— Как тебе мой Вадик? — спросила Лариса.
— Прилично моложе, чем я представляла.
Мужчине тоже приятно слышать такой комплимент, и я сразу расположился к гостье.
Выпили аштарака, бюракан куда-то исчез из магазинов, я включил Си си кетч и хотел, первым делом, пригласить Ларису.
— Нет, пригласи Карину, — мягко оттолкнула она.
Всё ясно, женщину привели для видов на совместную жизнь, а Лариса собралась замуж за своего начальника.
Я пошёл с Кариной, сильно покоробленный Ларисиной сдачей.
Волосы каштановой лисички издавали чуть уловимый запах дорогих французских духов, рассчитанный на то, чтобы партнёр пытался вдохнуть его всеми лёгкими, надеясь насытиться будоражущим ароматом, но насыщение не наступало и влекло ещё больше.