Оп-девять ни разу ни кивнул и не дернул ртом, у него вообще не дрогнул ни один мускул на лице. Он просто стоял и смотрел на меня. Обутым я был бы немного повыше и не видел бы густой поросли у него в носу.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Оперативник-девять.
– Нет, как тебя по-настоящему зовут?
– По ситуации.
– Обещаю, я никому не скажу.
Оп-девять улыбнулся. Улыбка у него была не очень-то естественная, как будто ему было больно улыбаться.
– Я могу тебе сказать. Но тогда мне придется тебя убить.
– Это старая шутка.
– Я не шучу. – Оп-девять отступил на шаг и махнул в сторону носа корабля. – Идем, Кропп. Нам не следует тут светиться. И у моря есть глаза.
Мы вернулись в мою каюту. Я сказал, что у меня мерзнут ноги, а Оп-девять посмотрел на меня так, будто я говорю на суахили, то есть скорее было похоже, что это он говорит на суахили, а я – нет.
– У меня есть дела, – сказал Оп-девять и ушел.
А мне осталось надеяться, что одно из них решит мою проблему с обувью и носками. Я сел на кровать и глянул на свои ноги. Ногти пора и подстричь. У меня появился соблазн пообкусывать их, но я не делал этого с десяти лет, а некоторые привычки следует оставлять в прошлом.
Я принялся думать о том, что стало с Эшли после нашего спасения в Теннесси. Поправилась? Я испытывал к ней двойственные чувства. Эшли спасла мне жизнь, но в то же время обманывала – не рассказала, кто она такая и почему ее ко мне приставили. Откуда эти смешанные чувства? Какой она мне кажется – хорошей или хорошенькой?
Я делил агентов АМПНА на две категории: преппи, похожих на выпускников частных колледжей, образчиком которых был Майк Арнольд, и более грозных – стоиков, представленных Оперативником-девять. Этот тип был начисто лишен эмоций. Я даже подумывал, не является ли он живым воплощением «официально не признанных технологий», о которых еще в Лондоне упомянула Абигейл?
Может, он киборг? Нет, это было бы слишком. Но с другой стороны, я участвовал в охоте за волшебным кольцом, которое когда-то принадлежало библейскому царю Соломону, и верил во все это без особых проблем.
Дверь распахнулась, и в каюту вошла высокая загорелая блондинка с большими голубыми глазами, одетая в стандартный комбинезон АМПНА. Я встал, и первые секунды мы не могли произнести ни слова. Потом она шагнула вперед и обняла меня. Эшли приятно пахла. Сиренью. Правда, я точно не знал, как пахнет сирень, просто это было первое слово, пришедшее мне в голову. Она обняла меня, и я сразу подумал: сирень.
– Я хотела тебя поблагодарить, – сказала Эшли. – За то, что спас мне жизнь.
– Ладно, – сказал я, потому что понятия не имел, что еще сказать.
– И еще извиниться.
– За что?
– За то, что обманывала тебя там, в Ноксвилле.
– Ну, это у тебя такая работа.
– Да, такая работа, – кивнула Эшли.
– А что хранится в Святой Чаше? – Я решил, что если кто-то и может ответить на этот вопрос, то это Эшли.
– Я не могу тебе сказать.
– А ты знаешь, почему Майк пытался убить меня?
Эшли отвела взгляд.
– Ты можешь объяснить, зачем он украл эти Печати?
– Я не знаю.
У меня снова закружилась голова, и я сел на кровать.
– На борту есть доктор?
– А что, ты болен?
– У меня постоянно кружится голова. А еще я обнаружил болезненное место под… – Мне почему-то показалось неудобным употребить слово «подмышка», и я выкрутился: – На коже. Понимаешь, я бы не волновался, я очень даже крепкий парень, играл в футбол и все такое. А в прошлом году вообще участвовал в серьезных разборках. Меня даже один раз убили. Но у моей мамы рак начался с одной болезненной точки. Ты же знаешь, что это передается по наследству. Не болезненные точки. Рак. То есть я думаю, что и болезненные точки тоже могут передаваться…
– Да, на «Пандоре» есть доктор, – сказала Эшли и почему-то улыбнулась. – Привести?
– Ну, может, попозже. Мне лучше, когда я сижу.
Эшли присела рядом, будто ей тоже надо было прийти в себя. Она скрестила длинные ноги и наклонилась вперед. Волосы упали ей на щеку.
– В последнее время я много думаю о маме, – признался я. – После ее смерти все пошло наперекосяк.
Эшли кивнула, потом заправила прядь за ухо и украдкой посмотрела в мою сторону.
– Ты, наверное, уже знаешь о ней, – сказал я. – Могу поспорить, у АМПНА есть досье на меня и ты его прочла, когда тебя… прикрепили ко мне. Оттуда и узнала, что моя кровь способна заживлять раны.
– А ты сообразительный.
– Значит, досье существует.
– В Агентстве есть досье на многих людей.
– На многих – это на скольких?
– Практически на всех.
– Зачем заводить досье на всех?
– Затем, что практически каждый может оказаться важным для Агентства.
– Да? Никогда о себе так не думал. То есть знаю, что я последний потомок Ланселота и мой отец был очень богатым и влиятельным человеком, но то, что я спас мир, – это просто слепое везение.
Эшли накрыла мою руку ладонью:
– Ты особенный, Альфред. У тебя уникальный дар, не забывай об этом.
– Нет у меня никакого дара.
Это было такое завуалированное предложение перечислить все мои таланты, но Эшли не повелась. Секунду я колебался, не положить ли и мне ладонь на ее руку. Но момент был упущен. Эшли убрала свою.
– Мне надо идти.
– Тебя зачислили в команду?
Эшли кивнула. Судя по выражению ее лица, она не была от этого в восторге.
– А можно мне с вами?
Эшли посмотрела на меня в упор:
– Тебе не сказали? У тебя нет выбора.
Тут дверь в каюту распахнулась, и появился Оп-девять. Он принес пару армейских ботинок и толстые носки. Эшли соскочила с кровати. Я тоже. Как будто он застукал нас за чем-то предосудительным. Лицо у него было как раз такое.
Оп-девять посмотрел на Эшли:
– Вся команда уже в сборе на верхней палубе.
– Я как раз туда и шла.
– Верхняя палуба на два этажа выше, – процедил Оп-девять.
И она без лишних слов вышла из каюты.
– Не наказывайте ее, – попросил я. – Она ничего не сказала, мы говорили только о том, что я и так уже знаю.
– Это хорошо, иначе все закончилось бы весьма печально. Особенно для нее. – Оп-девять поставил ботинки с носками рядом с кроватью и отошел назад.