Хорас швырнул мой рюкзак в сторону Кенни. Тот угодил Кенни в живот, и он шмякнулся на задницу.
– Все нормально, сам могу отнести, – сказал я и, подхватив рюкзак одной рукой, другой поставил Кенни на ноги.
– Спасибо, – еле выдавил он.
Тут в дверь позвонили. Хорас весь побелел, резко повернулся к Бетти и ткнул ей в нос коротким толстым пальцем:
– Отлично! Он уже здесь, а я еще не вытер пыль с камина!
– Кто уже здесь? – спросил я.
– Гость, – ответил Хорас, яростно дергая завязки фартука.
– Что за гость?
– Разве я еще не объяснил? Бетти, тащи сюда ножницы, мне не развязать этот чертов фартук…
Бетти стояла за спиной Хораса и, закусив нижнюю губу, трудилась над узлом.
– Я говорила – завяжи на бантик.
В дверь снова позвонили. Никто не сдвинулся с места. Хорас метелкой описывал в воздухе восьмерки. В этот момент он был похож на толстую низенькую мажоретку [6] , хотя, конечно, мажореток такой комплекции редко встретишь. Пылинки разлетались и плясали в воздухе. Хорас рявкнул на Бетти, чтобы она прекратила суетиться и убрала куда-нибудь свой веник. В дверь позвонили в третий раз.
– Хотите, я открою? – предложил я.
– Нет! – хором завопили Таттлы.
– Эл, сядь на диван, только не посередине, – велел Хорас. – Бетти, свари кофе и сделай что-нибудь со своими волосами. Иначе ты похожа на Оззи Осборна. Подальше на край дивана, Эл, от тебя путом разит. Кенни, а ты чего тут рот разеваешь, как гуппи? Убирайся отсюда!
Хорас забрал у меня рюкзак и снова всучил его Кенни. Кенни вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул: мол, все нормально, хотя сам не был в этом уверен. Бетти исчезла в кухне. Хорас сорвал с себя фартук и прошипел:
– Садись, Эл, веди себя естественно! И сунь его под диван. – Он передал мне скомканный фартук.
Я затолкал этот ком под диван и сел.
Хорас распахнул парадную дверь. На пороге стоял мистер Детское Личико с тонким портфелем в руке и озадаченным выражением на лице.
– Здесь проживают Таттлы? – вежливо поинтересовался он.
– Здесь, можете не сомневаться! – заверил его Хорас. – Проходите. Располагайтесь. – В последнюю секунду он вспомнил о метелке, спрятал ее за спину и взмахом свободной руки пригласил гостя пройти в гостиную. – Я – Хорас, моя жена Бетти варит в кухне.
– Варит?
– Кофе. Без кофеина. Не желаете?
– Нет, спасибо, но от стакана воды не откажусь. Довольно тепло для октября, вы не находите?
– Жара как в Африке, – согласился Хорас.
Лысый прошел в гостиную. Хорас засеменил следом.
– А вот и он. Наш Альфред Кропп.
– Я знаю Альфреда Кроппа, – отозвался лысый, посмотрел на меня и улыбнулся.
У него были очень мелкие зубы и острые резцы. Как у хорька. Хотя я никогда не заглядывал хорьку в пасть. Мужчина протянул мне руку, и я пожал ее, не вставая с дивана. Рука была влажной и мягкой.
– Альфред, меня зовут Альфонсо Нидлмайер, – представился он.
Хорас, который маячил у него за спиной, повернулся и завопил в сторону кухни:
– Бетти! Кофе отменяется. Принеси нам воду со льдом!
– Льда не надо, – возразил Нидлмайер.
– Безо льда!
– Но охлажденную, естественно.
– И охлади ее! – крикнул Хорас через плечо. – Присаживайтесь, мистер Нидлмен.
– Майер, – поправил его гость.
– Майер?
– Нидлмайер.
Мистер Нидлмайер сел в противоположном от меня конце дивана и положил портфель на колени. Хорас плюхнулся в кресло, а метелку бросил за спинку.
– Вы за мной следили, – сказал я мистеру Нидлмайеру.
– Следил.
– Почему?
– В основном чтобы удовлетворить собственное любопытство.
– От которого кошки дохнут, – вставил Хорас. – Но кого волнуют кошки? – Потом он заорал: «Бетти! Вода!» – и с извиняющимся видом улыбнулся гостю.
– Сходство очевидно, хотя и не бросается в глаза, – признал Нидлмайер.
– С чем сходство? – не понял я.
– С мистером Сэмсоном, конечно.
Тут в гостиную вошла Бетти с тремя стаканами воды на подносе. Она затянула волосы в узел, но несколько прядей над ушами все-таки выбились. Мистер Нидлмайер взял с подноса стакан и поблагодарил ее. Хорас зло сверкнул глазами:
– Кофе.
– Ты же сказал, кофе отменяется.
– Его кофе отменяется, не мой.
Бетти метнулась обратно в кухню. Мистер Нидлмайер отпил маленький глоток воды и поставил стакан на кофейный столик.
– Альфред, – сказал он, – я личный адвокат Бернарда Сэмсона и его душеприказчик.
Альфонсо Нидлмайер достал из кармана пиджака продолговатый белый конверт и протянул его мне.
На конверте было написано: «В случае моей смерти передать Альфреду Кроппу». И подпись: Бернард Сэмсон.
А ниже подписи – жирным шрифтом: «Лично в руки. Конфиденциально».
Конверт был запечатан старинным способом – красной восковой печатью с оттиском в виде всадника со знаменем.
– Мне следовало передать тебе это письмо раньше, Альфред, – сказал мистер Нидлмайер. – Но я обнаружил его только две недели назад, когда разбирал бумаги мистера Сэмсона. Мистер Сэмсон был скрытным человеком, и я, поверь, не знал о существовании этого письма.
– Ну, чего ты ждешь, Альфред? – дрожащим от возбуждения голосом спросил Хорас. – Открывай!
Я вскрыл конверт и вынул два листа с печатным текстом. Хорас подался вперед. Мистер Нидлмайер с грустным лицом внимательно за мной наблюдал.
– Ну? – не выдержал Хорас.
Вот что я прочел:
Мой дорогой Альфред,
если тебе передали это письмо, значит мое земное время закончилось. Невозможно выразить словами, как я сожалею, что не смог открыться тебе при жизни. Надеюсь, со временем ты найдешь в себе силы и простишь меня (и твою мать) за то, что мы держали в тайне правду о твоем происхождении. Я бы непременно открылся тебе, но путь мой оборвался внезапно… Таков удел потомков благороднейших из рыцарей.
Накануне моей последней встречи с Могаром я молился, чтобы ты нашел для себя хороший дом. Вот главный урок, который я усвоил за всю мою странную и скрытую от людских глаз жизнь: фортуна часто улыбается нам в самых мрачных обстоятельствах и мы, очутившись на грани между безумием и отчаянием, способны обрести надежду. Я очень хорошо понимаю, как сильно ты тоскуешь по маме и дяде… И молю Бога, чтобы ты понял – я делал все возможное, лишь бы ты был в безопасности и подальше от этого рискованного дела.