– Демонов! Во что ты ввязался, Альфред?
– По крайней мере, это не так страшно, как наркотики или алкоголь, – ответил я.
В клубящемся тумане материализовался дорожный знак. Это был указатель входа в парк.
– Здесь! – сказал я. – Прямо перед знаком, вон на ту гравийную дорогу.
– На эту? Альфред, она же ведет вверх, – удивился Нидлмайер, но все равно свернул.
Под колесами заскрипел гравий. Я держал меч между ног, с ним мне было как-то спокойнее. Мы медленно поднимались по склону горы, и стрелка спидометра болталась где-то около ноля. Лысая голова Нидлмайера блестела от пота.
– Какой у нас план? – спросил Оп-девять.
– Никакого, – ответил я.
– Может, пора разработать?
– Я не умел планировать даже с нормальными мозгами, а сейчас медленно схожу с ума.
Нидлмайер глянул на меня в зеркало заднего вида.
– Этот Майк, он вооружен? – спросил Оп-девять.
– О, в этом можете не сомневаться.
– А мы – нет.
– У нас есть бластеры против демонов. Они проделают в нем дыру величиной с Небраску.
– Нам это нужно? Проделать в нем дыру с Небраску?
– Главное – действовать по порядку, – сказал я. – Сначала забираем у него Чашу, а потом проделываем дыру с Небраску.
– Зачем, если Чаша уже будет у нас?
– Это он во всем виноват, – пояснил я и почувствовал, как жар приливает к щекам. – Он должен ответить.
– Я все равно не понимаю. Зачем его убивать, Альфред?
– Ответ короткий – личинки.
Мы одолели последний подъем, и дорога выровнялась. Я приказал Нидлмайеру остановиться.
Выйдя из машины, мы сгрудились у багажника. Холод был собачий, пар от дыхания смешивался с накрывшим мир туманом. Я вставил в CW3XD новую обойму и передал его Оп-девять, а сам сунул меч за ремень.
– Вы останетесь у машины, – сказал я Нидлмайеру.
Тот с явным облегчением закивал.
– Что это? – спросил Оп-девять, разглядывая CW3XD.
– Труд вашей жизни.
– Это сделал я? – Он сокрушенно покачал головой. – Подумать только – оружие! Похоже, я прожил ее зря.
– Вообще-то, полезная получилась штука. Вы зарядили патроны моей кровью.
– Я?! – Оп-девять снова покачал головой.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Нидлмайер писклявым от волнения голосом.
– То, что необходимо, – ответил я.
Хижина находилась чуть выше нас, футах в ста. И я пошел первым.
На сей раз туман играл нам на руку. Майк не мог нас заметить, разве что установил на крыше инфракрасные камеры.
– Прикроете заднее крыльцо, – шепнул я Оп-девять. – Я с парадного входа.
Оп-девять кивнул и бесшумно растворился в тумане. Я медленно пошел к хижине. По мере моего приближения она словно выплывала из тумана и казалась заброшенной. У меня появилось неприятное чувство, что я опять совершил мою вечную ошибку – доверился своему нутру.
Я крадучись поднялся по ступенькам и прижал ухо к двери. CW3XD свободно сидела в правой руке. Отступив на шаг, я сделал глубокий вдох и двумя резкими ударами ноги сорвал дверь с петель.
Крадучись, называется.
Вломившись в дом, я описал пистолетом полукруг.
– Майк Арнольд! Это Альфред Кропп! Я знаю, что ты здесь! Дом окружен. Выходи с поднятыми руками, и никто не пострадает!
Он не вышел. Он подоспел сзади, одной рукой обхватил меня за шею, а второй – за правое запястье. Заломил мою руку до самой шеи. Потом надавил большим пальцем на запястье, и я, взвыв от боли, выронил пистолет к его ногам.
– Нет, Альфред, – шепнул Майк мне на ухо, – кто-нибудь обязательно пострадает.
Я со всей силы ударил ему затылком в лицо. Майк крякнул. Послышался хруст – наверно, сломался нос. Он отшатнулся и ослабил хватку. Я использовал возможность, развернулся, получил удар кулаком в живот – в то самое нутро, которому я неизбежно доверяюсь, – и сложился пополам. Следующий пришелся в висок. Я упал на колени.
– Господи, что за запах? Эл, только не говори, что это от тебя.
Майк стоял напротив меня. Я бросился вперед и обхватил его за колени. Благодаря моей массе мы оба скатились с крыльца на мокрую каменистую землю. Майк брыкался, но я не собирался его отпускать, и мы покатились прямо к обрыву. Склон становился все круче, мы подпрыгивали на камнях и катились все быстрее. Мне, как обычно, «повезло» – я опередил Майка, и мои ноги оказались над обрывом первыми. Майка я, разумеется, отпустил и начал хвататься за жухлую траву, сухие листья и комки земли, рискуя сверзиться с высоты в четыреста футов.
Майк поймал меня за руку, но я продолжал сползать, пока над краем обрыва не появилась его физиономия.
Я глянул между болтающихся ног и увидел клочья тумана, плавающие среди бурых, блестящих от влаги сосновых стволов.
Нос у Майка распух, – похоже, я действительно его сломал. Нижняя часть лица была в крови, а под глазами расплывались багровые круги. В остальном он не изменился – все тот же Майк Арнольд смотрел на меня сверху вниз, улыбался и перемалывал окровавленными зубами жвачку.
– Эл Кропп, ты слышал пословицу: «Не рой другому яму, сам в нее попадешь»? Что у тебя с лицом, старина?
– Вытащи меня, – выдавил я.
– С какой стати, Эл?
Это был хороший вопрос.
– Я ничего тебе не сделаю…
Майк рассмеялся, и я увидел у него на языке светло-коричневый комок жевательной резинки.
– С чего вдруг такое желание – что-то мне сделать?
– Мне просто нужна Печать, и все, – сказал я. – Отдай ее, и я обещаю…
– Ты обещаешь? Ого! Ты обещаешь. Давай зарубимся на мизинчиках, и я тебя вытащу.
Я потянулся к левому боку и вытащил из-за ремня черный меч.
– Ой, а это что такое? – ухмыльнулся Майк. – А? Что ты собираешься с ним делать, Эл? Отрубишь мне руку? – Он рассмеялся. – Брось его, и я тебя, может быть, вытащу.
Майк был прав. Рехнулся я, что ли? Его рука – мое спасение, самоубийственно даже думать о том, чтобы ее отсечь.
Тут позади Майка загремел чей-то голос, и улыбка мгновенно слетела с его лица.
– Майкл Арнольд! Медленно встань с поднятыми руками, или я прострелю в тебе дыру величиной с Небраску!
Оп-девять. Майк быстро пришел в себя и снова улыбнулся:
– Ну, ты его слышал, Эл. У меня нет выбора.
И он начал разжимать пальцы. Я завопил, взывая к Оп-девять, и в эту секунду над головой Майка взметнулось что-то тонкое и черное… и резко опустилось. Майк дернулся, и я освободился, но тут над краем обрыва мелькнула чья-то рука, которая перехватила меня в последний момент. Затем появился сверкающий лысый лоб, а за ним и все детское личико, расплывшееся в улыбке.