Мое свободное падение остановилось.
Теперь я видел кольцо, сверкавшее на указательном пальце демона. Великая Печать Соломона была всего в одном футе от моего лица.
Наши взгляды встретились, и все, что я хранил внутри, вылилось из меня в глаза короля демонов, как свет – в черную пустоту дверей дьявола. Он заглянул в меня и узнал обо всем, что я собирался сделать.
«Святой Михаил! Защити!»
Я взмахнул мечом и ударил окровавленным клинком по его запястью.
Вспыхнул ослепительно-яркий белый свет, рука с Печатью отделилась от тела, и я снова полетел вниз.
* * *
Восемнадцать тысяч девятьсот восемьдесят футов.
Прижимая к себе руку демона, я вонзился в облака на скорости пятьсот миль в час, а рука острыми когтями пыталась разорвать вены у меня на запястье, потому что, как выразился Оп-девять, нельзя убить то, что никогда не жило.
Мне было не сорвать кольцо одной рукой, и я выпустил меч. Ветер хлестал меня со всех сторон и замедлял падение. Вокруг сверкали молнии. Каждый волосок, который еще оставался на моем теле, встал дыбом. Гремели раскаты грома, дико выл ветер, в ушах ревела кровь.
Я отпустил Пеймона, но его рука ползла по мне, как гигантский паук. Ледяные пальцы обхватили мое горло и начали сжиматься. Перед глазами замельтешили черные точки, кишки свело, и я судорожно задергался, пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха.
С трудом просунув два пальца между большим и указательным пальцем демона, я из последних сил рванул его руку вниз. Она разжалась, и я почувствовал, как когти оставили у меня на шее глубокие борозды.
Дрожащей от слабости правой рукой я схватился за кольцо, а левой ладонью на долю секунды прижал извивающуюся руку демона к животу. Доля секунды – это все, что мне было нужно, чтобы сорвать с его пальца кольцо.
Я отнял левую ладонь от живота, и рука демона устремилась вверх, в черные клубящиеся облака.
* * *
Девять тысяч четыреста пятьдесят футов.
Я оказался в самом сердце грозы. Восходящие потоки кружили и подкидывали меня, слегка замедляя падение, а дождь и град величиной с четвертак лупили со всех сторон.
Я надел кольцо на левый указательный палец и завыл.
Я постарался перекричать, хотя не знал, так ли важно, чтобы король демонов услышал меня.
– Заклинаю тебя, дух Пеймон, заклинаю всеми самыми…
И после этих слов у меня все вылетело из головы. Впрочем, я догадывался, что именно так все и будет. Я выхватил из кармана страницу с заклинанием. Любой разумный человек растолкует вам, как это просто – читать, пока летишь сквозь грозу, когда тебя швыряет туда-сюда ураганный ветер, а непроглядную тьму постоянно разрывают ослепляющие вспышки молний. Но все это не имело значения, потому что ветер и град в считаные секунды изорвали страничку, я даже не успел ее расправить и поднести к носу.
Я влип. Мое тело на скорости пятьсот миль в час врежется в землю и разобьется, как упавший с небоскреба арбуз. Мои останки будут находить по всем штатам от Мэна до Айдахо. Пеймон завладеет кольцом, и война будет закончена. Мир погибнет, и все потому, что я поддался ненависти к Майку.
Я скрестил руки на груди и перевернулся лицом вниз. Потом, как парашютист, развел руки и ноги и слегка согнул колени. Мне почему-то показалось, что этим я замедлю падение. Не знаю, помогло ли это, потому что я даже не знал, зачем парашютисты падают именно так. Возможно, это не имеет никакого отношения к скорости. Может, им просто нравятся ощущения, которые возникают, когда ты несешься к земле на скорости двести пятьдесят футов в секунду.
«Святой Михаил! Святой Михаил, защити!»
Два широченных луча света пронзили потоки дождя и града. Я услышал демонов. Они с дикими воплями неслись за мной быстрее мысли, явно намереваясь разорвать меня на куски.
* * *
Пять тысяч сто тридцать четыре фута.
Я закрыл глаза. Весь страх ушел. Это было странно. Я совершенно не боялся. И мне уже не было холодно. И град меня больше не жалил – наверно, потому, что к этому моменту я успел пролететь сквозь толщу облаков. Я ощущал только тепло и пустоту. Это не больно. Вряд ли я что-то почувствую, когда врежусь в землю.
Я чувствовал затылком жар демонов.
– Заклинаю тебя… – прошептал я и снова сбился, потому что на сей раз не смог вспомнить даже имени демона.
Но все это уже не имело никакого значения.
Оп-девять сказал, что все было кончено в тот миг, когда Пеймон завладел кольцом. Но для меня все завершилось годы назад. И они знали об этом. Все кончилось в тот день, когда умерла мама. Вот почему Пеймон называл меня оболочкой. Что-то умерло во мне, когда ее не стало.
«Они видели твое подлинное лицо, которое ты прячешь от всех, даже от себя самого».
Вот каким оно было – мне двенадцать лет, мамы больше нет, и я безумно боюсь даже думать о том, что остался один на всем белом свете. Боюсь до смерти. Демоны увидели мой величайший страх и предъявили его мне. Лицо, которое я прячу, – это лицо гниющего трупа.
«Святой Михаил! Защити!»
* * *
Три тысячи семьсот восемьдесят девять футов.
Под сомкнутыми веками зажегся мягкий свет, и я почувствовал умиротворяющее присутствие знакомого существа. Такое я испытывал только во сне. И я услышал голос, который назвал меня «любимым». Внезапно страх и паника улетучились, и образовавшуюся пустоту заполнил свет настолько чистый и яркий, что я не мог различить лица, но почувствовал, как меня обхватили, и дальше мы падали вместе.
«Говори, любимый, я дам тебе слова».
Мой рот открылся, и все вокруг стихло – не гремел гром, не завывал ветер, не стало ни звука, и только мой голос загремел, как товарный поезд.
– Я заклинаю тебя, дух Пеймон, заклинаю именем величайшего, непостижимого и всемогущего Господа, Повелителя Сонмов, немедленно вернись…
Слова лились из меня легко, будто я произносил их ежедневно.
– Я заклинаю и подчиняю тебя, о дух Пеймон… именами семи великих, коими Соломон Мудрый поместил тебя и твоих воинов в Медную Чашу…
Руки отпустили меня. Свет потускнел. Я летел сквозь облака к пылающей земле. Демоны приближались, но я был спокоен, как старичок, который теплым летним днем сидит на парковой скамейке и мирно кормит голубей.
– Если же ты не явишься и не исполнишь мою волю, я обреку тебя на вечные муки и брошу тебя в озеро из огня и серы…
Краем глаза я заметил, как засветилось кольцо.
* * *
Одна тысяча двадцать три фута.
Теперь я мог видеть землю, только земли внизу не было. Я обнаружил море огня, которое выстреливало в меня стофутовыми языками пламени. Смотреть на него было больно, как на солнце.