Нежная душа. Сиротка | Страница: 138

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Вопреки советам родителей Эрмин не стала сообщать мужу о результатах прослушивания. Она отправила ему три письма, в которых рассказывала о детях, о маленьком Пьере-Луи, об огороде Жослина, но ни словом не обмолвилась о поездке в Квебек.

«Я люблю его всем сердцем и все же страшусь нашей встречи. Если он воспротивится моему решению, я этого не перенесу. Мы будем ссориться все лето».

— Не беспокойся, — услышала она чуть глуховатый голос Мадлен. — Кузен Тошан так сильно тебя любит, что сейчас, наверное, со всех ног бежит в поселок. Я это чувствую.

— Спасибо, что подбадриваешь меня, — отозвалась Эрмин. — Я никогда не говорила тебе, что мне очень дорого имя, которое ты получила при крещении? Когда я была маленькой, в монастырской школе жила молодая монахиня, сестра Магдалина. Она была моим ангелом-хранителем и решила вернуться к мирской жизни, чтобы меня удочерить. Но умерла от испанки. Мне было четыре года, когда ее не стало, но я помню, каким это было для меня горем!

— Она сейчас наверняка на небе и заботится о тебе, — ответила кормилица.

Большой бежевый полотняный зонтик защищал ее от солнца. В этом мягком свете Мадлен выглядела очень хорошенькой, воплощением уверенности и покоя.

— Я очень рада, что ты со мной, — сказала ей Эрмин.

Шарлотта тяжело вздохнула. Из-за Симона Маруа она без особой радости покинула Валь-Жальбер. Они не встретятся больше случайно на улице, она не откроет ему дверь, когда он придет в гости к Жослину и Лоре…

На набережной послышались отголоски разговора — Тошан дружески похлопывал Пьера Тибо по плечу. Молодой метис держал на поводке Дюка. Эрмин была впечатлена красотой мужа. Она не видела его вот уже шесть месяцев и заново открывала для себя — высокого, худощавого, загорелого, с заплетенными в косу волосами. Лоб его обвивала красная повязка. Одет он был в просторную белую рубашку. Октав Дюплесси был прав: на улицах Квебека он вызвал бы сенсацию.

— Я говорила, что он близко, — с улыбкой сказала Мадлен. — Иди скорее, я присмотрю за детьми.

Эрмин стала карабкаться вверх по деревянной лесенке, и Тошан вовремя протянул ей руку и подтянул наверх.

— Моя женушка-ракушка! — шепнул он ей на ушко.

И обнял, окинув с ног до головы радостным взглядом. Пьер отвернулся, шокированный столь откровенной демонстрацией нежных чувств супругов. Он никогда бы не позволил себе такое при людях.

— Ты опоздал! — мягко пожурила мужа Эрмин. — Я очень волновалась.

— У меня были дела, — отрезал он. — Но теперь мне хочется как можно скорее оказаться дома. И, как я смотрю, скучать вдвоем нам не придется.

Она услышала в его словах упрек и моментально рассердилась.

— Ты позволил мне взять с собой Шарлотту! Мадлен поехала с нами, потому что она кормит девочек. Их нельзя резко отнимать от груди, это может сказаться на их здоровье. Посмотри, Мукки тебе машет! Он так по тебе скучал!

— Такому маленькому ребенку прежде всего нужна мать, — сказал Тошан. — Пьер, скоро будем отчаливать! Сегодня вечером ты наш гость.

— Я, признаться, на это очень рассчитывал, — отозвался тот с улыбкой. — Я не собирался спускаться по Перибонке ночью.

Эрмин с трудом сдерживала слезы разочарования и обиды. Первый порыв нежности — и супруг стал холодным, отстраненным. Он не сказал ни слова о ее наряде — платье из ситца в цветочек, подчеркивавшем ее красивую фигуру, и соломенной шляпке, украшенной матерчатой розой.

Тошан молча передал ей поводок и побежал за объемистым полотняным мешком, который оставил у ближнего столба. Пес, в отличие от хозяина, всем своим видом давал понять, как рад видеть Эрмин. Он положил передние лапы ей на плечи и стал лизать в нос.

— О нет, Дюк! Не надо! — воскликнула она.

Шарлотта и Мадлен прыснули со смеху. Эрмин присоединилась к их веселью. Очень скоро все, включая собаку, оказались на борту. Пьер завел мотор. Лодка вздрогнула и понеслась по голубым водам широкой реки, с незапамятных времен впадавшей в озеро Сен-Жан. Оказавшись на борту, Тошан занялся детьми — слушал лепет Мукки, звонким голоском несколько раз произнесшего «папа»; по очереди брал на руки Мари и Лоранс и радовался происшедшим с ними метаморфозам.

— Когда я уезжал, они почти ничего не весили, а теперь ну просто два великолепных карапуза! Похоже, у Лоранс твои глаза, Эрмин! А Мари более светлокожая и светловолосая! Но они обе красавицы! Ты хорошая кормилица, кузина Мадлен!

Эти слова тоже огорчили Эрмин. Она очень сожалела о том, что не может сама кормить дочек.

«Но ведь он прекрасно знает — я рассказала в письме — что молоко у меня перегорело в ту ночь, когда нас напугала страшная метель и я боялась, что никогда его больше не увижу!» — подумала она. Присутствие мужа должно было радовать Эрмин, но радоваться у нее не получалось.

Лодка плыла против течения, поэтому ее часто качало, воды реки стояли еще высоко, течение было сильным. Шарлотта с трудом подавляла рвотный рефлекс; малышки решили выразить свой протест против ветра, солнца и шума мотора. Они кричали уже больше часа, и колыбельные Мадлен не помогли им успокоиться. Дюк лаял, стоило мимо лодки пролететь какой-нибудь птице. Однако Тошан и Пьер, похоже, были довольны поездкой. Они разговаривали и курили.

«Все это кажется Тошану нормальным, — с тяжелым сердцем подумала Эрмин. — Он попросил меня приехать в определенный день в Перибонку — и я примчалась. Мне придется жить в глубине леса целый год с тремя маленькими детьми. Но он даже не подумал сказать мне «спасибо», проявить ко мне хоть немного сострадания, учитывая жертву, которую я приношу, а для меня это именно так… Не спросил о моих родителях, об их здоровье, особенно о маме… Когда я рассказывала ему о том, как легко родился Пьер-Луи, он только покачал головой!»

Она усадила Мукки к себе на колени. Мальчик тут же задремал. Объятия ребенка облегчили ее печаль. И все же молодая женщина отчаянно тосковала по красивому дому матери, прохладе просторной гостиной, чаю с бергамотом, который Мирей подавала в пять вечера с печеньями, приятно пахнущими сдобой. Лора с Жослином, должно быть, спокойно проводили время в Валь-Жальбере, хотя и сочли ее отъезд нелепым и ненужным. Они утешились, пообещав Эрмин, что обязательно будут с ней в Квебеке с сентября и до первых снегопадов.

— Завтра же пойду на охоту, — говорил Тошан Пьеру. — Буду коптить на зиму мясо. Я уже запасся всем, что нужно: растительным маслом, мукой, сахаром и консервами!

Эрмин сжала зубы. Она злилась на мужа и на себя тоже за то, что скрыла от него правду. Страшная тревога снедала ее.

«Господи, он все продумал! Когда я скажу ему, что подписала контракт с Капитолием и уеду в Квебек в начале сентября, он с ума сойдет от ярости!»

Весь день она была молчаливой, словно бы незаметной. Малейшее занятие приносило ей облегчение. Молодая женщина с радостью раздала всем холодную еду, собранную для них в дорогу заботливой Мирей, настояла на том, чтобы самой поменять пеленки двойняшкам. Если Тошан посылал ей воздушный поцелуй или улыбался, она едва осмеливалась ответить. Чем ближе становилась бухта, в которой им предстояло высадиться, тем больше росло в ней чувство вины.