— Помилуй Бог, дорогая, мы же не собираемся выращивать наших детей в теплице! — с иронией отозвалась ее мать. — Переселенцы в былые времена приезжали сюда со всем своим потомством, и им приходилось куда хуже, чем нам! Я не изменю решения! Твой отец проведет Рождество со мной рядом, в нашем доме в Валь-Жальбере!
Молодая женщина отказалась от мысли противоречить матери, которая, мало того что обладала волевым характером, со временем становилась все более авторитарной. Она снова попыталась дозвониться до больницы. После долгого ожидания ответила медсестра.
Вокруг Эрмин моментально повисла тишина. Она задавала вопросы, несколько раз произнесла «да» и «спасибо». Наконец повесила бакелитовую трубку.
— Ну что? — спросила Мадлен.
— Как она? — подхватила Лора. — Как Киона?
— У нее бронхопневмония, — ответила Эрмин. — И состояние очень тяжелое. Делай что хочешь, мама, но я уезжаю прямо сейчас!
Мирей перекрестилась, Мадлен тоже. Шарлотта не поднимала глаз. Она не ожидала, что уже завтра может оказаться в Валь-Жальбере и увидеться с Симоном Маруа. Новость ее обрадовала, но она сумела скрыть свои эмоции.
Эрмин быстро оделась. Мукки, закутанный в одеяла, лежал на широкой постели, протягивал к ней ручонки и смеялся. Она наклонилась и расцеловала его.
— Дорогой, мама уезжает, но мы очень скоро увидимся! Шарлотта за тобой присмотрит!
Она подумала, что накануне мальчик уже провел много часов в поезде. Но он был крепкий и его ничего не стоило увлечь игрой.
— У меня нет выбора, сынок, — вздохнула она.
Ей не терпелось увидеть Киону, передать ей часть своей силы, своей любви. Ничто в мире не помешало бы ей отправиться к маленькой сестре, словно от этого зависели судьбы их всех.
Роберваль, воскресенье, 23 декабря 1934 года
Эрмин разглядывала фасад больницы Сен-Мишель из красного кирпича, крышу которой замело снегом. Стоял сильный мороз. Молодая женщина какое-то время вопросительно смотрела на огромное озеро, взятое в плен льдами. Она спрашивала себя, каким образом Тошан привез Талу с девочкой в Роберваль, если у него больше не было саней.
«Наверное, он одолжил их у кого-то», — подумала она, никак не находя в себе решимости войти, несмотря на снедавшее ее беспокойство.
Эрмин приехала еще накануне, но было уже за полночь и она сняла комнату в скромном отеле.
«Сегодня вечером мама и все наши приедут в Валь-Жальбер. Счастье, что я выехала раньше, это дает мне немного времени!»
Монахиня, выходя из больницы, кивнула в знак приветствия. Эрмин поняла, что раздумывать больше нечего. Она подозревала, что вызывает любопытство у тех, кто смотрит на нее из здания. Сама того не зная, Эрмин сразу же производила впечатление жительницы большого города — в красивой шубке и шапочке из того же меха, в роскошных сапожках.
В холле ей навстречу вышла медсестра в монашеском одеянии.
— Здравствуйте, мадам! Я приехала навестить одну женщину, Талу, маленькая дочь которой больна бронхопневмонией. Я звонила по телефону вчера утром.
— Должно быть, вы говорите о мадам Роланде Дельбо и о малышке Кионе? — предположила молоденькая медсестра.
— Именно так! Эта дама — моя свекровь. Как себя чувствует девочка? Она ведь не…
Произнести слово «умерла» оказалось выше ее сил. Медсестра сочувственно улыбнулась, чем еще больше напугала Эрмин.
— Киона очень плохо чувствовала себя этой ночью. Мы боялись ее потерять. Кюре окрестил ее перед рассветом. Но мы столько за нее молились, что сегодня утром она все еще с нами. Идемте, я вас провожу! Какой-то господин не отходил от ее кровати. Он представился ее отцом.
Сердце Эрмин застучало как сумасшедшее: Жослин Шарден был тут. Да, она до сих пор злилась на него, и все же его поступок ее растрогал.
«Папа не захотел повторять свою ошибку. Он оставил меня, но решил познакомиться со второй дочкой или хотя бы попрощаться с ней!» — думала она.
Потерявшись в своих мыслях, она едва обращала внимание на звуки больницы, на витавший в воздухе запах камфары и дезинфицирующих средств. По коридорам сновали монахини. Из какой-то палаты донесся душераздирающий крик. Медсестра ввела ее в комнату, в которой стояло четыре кровати. Только одна была занята. На белоснежной подушке маленькая головка Кионы походила на золотистый цветок. Глазки у нее были открыты, ручки лежали поверх простыни. Тала сидела у ее изголовья на табурете. Индианка ласково посмотрела на Эрмин, потом перевела взгляд на свое дитя.
— Похоже, ей лучше, — выпалил Жослин, сидевший по другую сторону кровати.
Эрмин сделала вид, что не видела его и не слышала. Склонившись над девочкой, она плакала.
— Милая крошка, останься с нами! — молила она. — Мир так прекрасен! Я хочу, чтобы ты вдыхала аромат роз и мяты, чтобы ты босыми ножками бегала по мелководью на берегу Перибонки… У тебя для прогулок будет целый лес, и я научу тебя петь, если захочешь! Я всегда буду с тобой рядом. Киона, моя маленькая сестричка, я так сильно тебя люблю, что ты просто не можешь уйти!
Тала беззвучно рыдала. Медсестра отошла, взволнованная до глубины души. Столько искренней любви и ласки было в голосе молодой женщины, что ее мольбы никого не оставили бы равнодушным. Жослин шмыгал носом, удивленный и огорченный одновременно. Он спрашивал себя, откуда Эрмин могла узнать правду, и пришел к заключению, что Лора тоже в курсе всего. Должно быть, супруга проклинает его, ненавидит…
— Худшее — это приступы кашля, — тихо объяснила Тала. — Я так испугалась этой ночью! Она вся горела и задыхалась. Но доктор хорошо ее лечит. Если бы Тошан не решился привезти нас сюда, моя маленькая Киона сегодня была бы уже мертва.
Эрмин встала на колени возле свекрови и нежно ее обняла. На ухо Тале она сказала с уверенностью:
— Вы столько выстрадали в жизни, что Господь просто не может послать вам такое жестокое испытание! Да и зачем ему забирать у вас прекрасный подарок, который он вам сделал в лице Кионы? Такой маленькой, но такой важной, такой драгоценной! Я молилась за нее, пока ехала в поезде.
— Спасибо, что приехала, — отозвалась Тала. Было видно, что она очень устала.
Вот уже трое суток она спала только короткими урывками.
— Господи, нет! — внезапно вскричал Жослин.
Эрмин с Талой вскочили. Киона вздрогнула. Глаза ее при этом были закрыты, ротик приоткрыт. Подбежала медсестра.
— Не беспокойтесь напрасно, — сказала она. — Малышка заснула. Я слушала ее пульс, он нормальный. Жара почти нет. Ей нужно набраться сил, она ужасно кашляла этой ночью.
Жослин заплакал. Он так испугался, что у него сдали нервы. Ребенок, о чьем существовании он не знал еще несколько дней назад, теперь значил для него невероятно много.