Тошан расхохотался.
— Если так, я иду с тобой! Обожаю смотреть, как ты даешь грудь моему ребенку.
В черных глазах мужа она прочла желание. Эрмин затрепетала от предвкушения. Она была уверена, что, когда сын насытится, Тошан покроет ее грудь поцелуями. Часто дыша, она поспешила подняться в свою комнату. Никто их не беспокоил. Шарлотта стирала в эмалированном тазике расшитый жемчугом берет, не жалея воды из крана. Мирей месила тесто под невеселым взглядом Лоры, которая укрылась в кухне, чтобы не мешать молодой чете.
— Счастье, что у нас так мало соседей, мадам, — начала разговор домоправительница. — Ваш зять частенько ведет себя как дикарь. Красивый, но все-таки дикарь. Каждый раз, вернувшись, он запирается с Эрмин до самого ужина. Боже милосердный! Да если бы моя сестра вела себя так, когда ее муж возвращался из леса, родители устроили бы такой скандал! Это просто неприлично!
— Твои понятия о приличиях устарели, Мирей. По крайней мере, своим поведением Тошан доказывает, что любит мою дочь. Не все мужчины так поступают. И потом, они ведь очень молоды!
— Благодарение Господу, у меня нет ни мужа, ни детей, — ворчливо отозвалась Мирей. — От них одни неприятности.
— Господь здесь ни при чем, — сказала Лора, которую этот разговор немного развеселил. — Ты же сама клялась мне, что отклонила несколько предложений руки и сердца! Тебе просто не хотелось заводить семью, а это не преступление.
— Ваш кофе готов, мадам, — с лукавой улыбкой сообщила Мирей. — Вы не рассердились? Я просто сказала, что думаю о поведении мсье Тошана.
— Пока мы с тобой одни, меня ничто не обижает. Тебе понятно, Мирей? С тех пор как мы переехали в Валь-Жальбер, ты изменилась. В Монреале ты не была такой разговорчивой. И, наверное, ты рада, что можно употреблять местные словечки, которые мсье Шарлебуа терпеть не мог.
— Теперь мне надо думать о том, чтобы не разгневать мсье Жослина, — заметила домоправительница. — Если он станет здесь хозяином.
Лора пожала плечами и встала.
— Конечно, он и есть хозяин, Мирей, поскольку он мой муж. Я выпью кофе в гостиной. И пожалуйста, не включай так громко свой граммофон. Я слышу твою музыку у себя в комнате.
Экономка пообещала ее не беспокоить. Она довольно рано удалялась в свою комнату, возле помещения для стирки, и слушала пластинки знаменитой Ла Болдюк на подержанном граммофоне, который недавно купила на сэкономленные деньги. Некоторые песни Мирей знала уже наизусть и напевала себе под нос, как только представлялся случай. Вот и теперь, стоило хозяйке выйти, как она вполголоса запела песенку «Дикарь с севера» [27] .
Дикарь с севера стреляет в своих коров,
На нем ботинки, которые давят и жмут.
А на берегу реки, том-ди-ла-дам, ди-ла-дам,
Маленькие дикари лежат на земле,
А остальные сидят на спине у своей матери.
Ты любил меня меньше, чем я тебя,
и сейчас ты меня покидаешь,
Ты меня уже не любишь, и я тебя не люблю.
Мы с тобой квиты.
Лора остановилась в коридоре и посмотрела на себя в зеркало, висевшее между двумя дверями. Она явственно слышала слова песни. Ей пришло в голову, что со стороны домоправительницы это вполне может быть насмешкой.
«Она потешается над Тошаном или намекает на то, какую странную пару составляем мы с Жослином?» — подумала она с раздражением.
Лора склонялась к тому, что объектом насмешки все же являлся ее зять. И это ее вполне устраивало.
«Надеюсь, ужин пройдет благополучно, — подумала она. — Ведь мы — цивилизованные люди, даже Тошан, несмотря на все намеки Мирей!»
Эрмин о подобных вещах вообще не думала. Занавеси из зеленого льна защищали комнату от полуденного солнца, наполняя ее приятным светом, похожим на тот, что проникает сквозь заросли кустарника. Молодая женщина обнаженной лежала на кровати, отдавшись ласкам своего обожаемого супруга.
— Наш сын — спокойный маленький мужчина, — шепнул ей на ухо Тошан. — Он быстро уснул, чтобы не мешать родителям. Какая ты красивая, нежная, вся кругленькая и загорелая! Ракушка, с каждым днем все более прекрасная!
— Чш! — шепотом попросила она. — Ты заставляешь меня краснеть! Что, если кто-то слушает под дверью?
— Я говорю очень тихо. И вообще, то, что происходит в этой комнате, никого не касается, — пошутил он, приближая губы к одной из ее грудей. — Мы празднуем мое возвращение!
— Тошан, мне так хотелось, чтобы ты был со мной, днем и ночью! И особенно ночью…
Он раздел ее без единого слова, но решительность его жестов и выражение его лица убедили Эрмин в том, что протестовать бесполезно. Она все еще была очень стыдлива. Он знал это и боролся с этим, по его мнению, недостатком.
— Я люблю, когда на тебе нет ни нитки, — повторял он. — Когда ты обнажена, я могу тобой любоваться. Видеть тебя всю…
Она закрыла глаза, потому что его теплые губы переместились вниз, к животу, а потом еще ниже, туда, где сходились бедра. Она отдалась удовольствию, которое ей доставлял этот самый интимный и самый дерзкий из поцелуев, заставлявший все ее тело вибрировать. Утонув в наслаждении, молодая женщина укусила себя за руку, чтобы не застонать.
— Любовь к тебе дала мне крылья, — сказал Тошан, выпрямляясь. — Я страстно желал свою супругу, всю беленькую и розовую! И пообещал себе, что раздену тебя и буду наслаждаться твоей красотой. И сделаю тебя счастливой…
Эрмин прижалась к нему, не помня себя от радости. С расширенными зрачками, она смотрела на него, как в первый раз, там, в круге лиственниц. То была их первая брачная ночь, и ей никогда прежде не доводилось видеть обнаженного мужчину. Тошан стоял голым у огня — великолепное бронзовое изваяние с развитой мускулатурой и распущенными по плечам черными волосами.
— Ты тоже очень красивый! И я так тебя люблю!
— Сядь на меня сверху! Я хочу тебя видеть…
— Твои фантазии не совсем подходят для дневного времени, — растерялась она. — Я не осмелюсь!
Но он сумел ее убедить, мягко направляя и подбадривая страстными поцелуями. Она быстро втянулась в игру и достигла высшей точки любовного наслаждения, испустив тихий удивленный возглас.
— О Тошан, — сказала она, вернувшись к реальности, — что, если бы Мукки проснулся? Наш сын растет, он все понимает и уже научился садиться в кроватке. Мама говорит, что он очень рано начнет ходить. Еще до года!
Высвободившись из объятий супруга, молодая женщина надела нижнее белье и свое белое платье. Улыбающаяся, с растрепанными волосами, она вернулась в кровать.
— Сегодня вечером ты познакомишься с папой. Я даже не успела тебе рассказать, что случилось, когда он днем постучал в нашу дверь. Видел бы ты, в какую ярость пришел Ханс, всегда такой спокойный!