Федор подошел к низкому забору из штакетника:
– Здравствуй, сосед!
– Доброго утречка, Вася!
Вот блин! Может, сосед и подслеповат, но не настолько же! Деду восемьдесят шесть, а ему двадцать два – разница существенная. Но сосед как ни в чем не бывало продолжил:
– На новое место службы едешь?
– Еду, назначение получил.
– Правильно сделал товарищ Сталин, что границы на запад отодвинул, все безопаснее. Теперь украинцы и белорусы по-новому заживут при народной власти. Нечего на Польшу спину гнуть.
Федор растерялся. То, что у соседа плохо со зрением, он уже понял. Но похоже – и с головой тоже не очень… Какой Сталин, если он умер еще в пятьдесят третьем? Чудит сосед! Да ладно, можно и подыграть старику, от него не убудет.
– Вот ты человек военный, пограничник, ответь мне – зачем мы войска в Прибалтику ввели?
– Не могу знать! Я человек военный, как вы заметили, и мое дело – приказы исполнять. А политика в верхах делается.
– Так-то оно так…
Сосед наклонился ближе, обдав Федора запахом чеснока и перегара:
– Только я бы немцам не доверял… Пакт Молотова и Риббентропа дело, может, и нужное в данной политической ситуации. Воевал я с немчурой в четырнадцатом и пятнадцатом годах. Силен немец и коварен, своего не упустит. Вспомни историю, все время немцы в нашу сторону с вожделением смотрели, землицы-де плодородной у русских много…
– Полезут – укорот дадим. Чай, сейчас не четырнадцатый год, армия наша сильна…
– Знамо дело, не четырнадцатый, а тридцать девятый!
Да сосед просто сумасшедший! Какой тридцать девятый? Дед-то радио слушает?
И Федор решил, что пора заканчивать беседу с придурковатым соседом:
– Извините, у меня дела.
– Понимаю, дело военное…
Федор вернулся в дом.
Обстановка в доме у деда Василия была старой, еще послевоенной. «На мой век хватит», – говаривал старик. Но телевизор относительно новый был – как и радиоприемник.
Однако сейчас ни того, ни другого не было, а в углу висел черный рупор проводного вещания. Что-то раньше его Федор не видел…
Он подошел, повернул ручку громкости. Тарелка зашипела, потом послышался «Интернационал». И слова диктора, которые повергли Федора в шок: «Передаем последние новости. Сегодня, третьего сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года шахтеры-стахановцы установили новый рекорд по добыче угля…»
Диктор продолжал передавать другие новости, но Федор их уже не слышал. Выходит, не врал сосед, не бредил старыми воспоминаниями. Произошло нечто странное, необычное: надел он, Федор, форму деда и попал в предвоенный тридцать девятый год.
Федор хлопнул себя по лбу – как же он сразу не догадался? Форму надел – попал в тридцать девятый год, а снимет – вернется в свое время!
Он расстегнул ремень, мигом сбросил гимнастерку, стянул сапоги, снял брюки… и ничего не изменилось. Рупор в углу вещает, телевизор не появился.
Как был, в трусах, Федор выскочил во двор. Соседа там уже не было.
Федор заметался по огороду, подбежал к калитке.
В конце улицы показался грузовик.
Федор дождался, пока он подъедет ближе.
Это оказалась полуторка – грузовик «ГАЗ-АА», на полторы тонны груза, далекая предшественница «Газели». И номера на ее заднем борту были четырехзначные, без букв – такие были до войны.
Федора пробил холодный пот – он же не явится к новому месту службы! Позорище! Вот это он попал! И как выбраться из этой передряги, он даже не представляет.
Вернувшись в дом, он со зла пнул ногой сапог, отлетевший в угол. Ситуация, невозможная в принципе! Ну почему это произошло именно с ним?
Федор открыл шкафчик и обнаружил там бутылку водки. Наклейка на бутылке убогая, вместо серьезной пробки или «бескозырки» – сургуч. Тоже мне, защита от подделки! А впрочем, все заводы Союза были казенными, о подделках никто и слыхом не слыхивал. Не было денег на водку – делали самогон или бражку.
Федор налил в стакан на три «булька», ровно соточку, и выпил. Нормальная водка, не химия – из пшенички. Помотав головой, бухнулся на табурет – надо было обдумать положение, в которое он попал. Однако ничего дельного в голову не приходило. Понятно, что он каким-то образом оказался в 1939 году. Вернуться назад, в свое время, возможности пока нет. Но Федор верил, что эта метаморфоза временная.
Конечно, жизнь продолжается, и поскольку это произошло, столько, сколько будет длиться данная метаморфоза, он побудет в шкуре деда Василия. Дед же выжил, а чем он, Федор, хуже?
Решив так, Федор развил кипучую деятельность. Снова одевшись-обувшись, он стал осматривать дом и быстро обнаружил небольшой чемоданчик. Почти у всех военных такой есть, называется «тревожный».
Федор отщелкнул два маленьких замочка. Ба! В чемоданчике лежали бритва и принадлежности, командирский ремень с портупеей и кобурой.
Он взял в руки ремень – вес был ощутимым. В кобуре – почти новый пистолет «ТТ», год выпуска – тридцать восьмой. Пистолет не потерт, лежал на складе. Федор выщелкнул магазин, и на его ладони медным блеском засветились патроны.
И документы он нашел в тумбочке. Удостоверение командира, на котором было фото деда и стояла его фамилия. А еще – предписание прибыть в Дубицу и воинское требование на поезд Москва – Брест. Кроме того, денежный и вещевой аттестаты и наличные деньги. Купюры были непривычно крупными, с Лениным на лицевой стороне. Федор пересчитал деньги – их оказалось двести десять рублей. Много это или мало? Знать бы еще цены!
Он прошел на кухню и снова уселся на табурет. Думай, не думай – жизнь поставила его в такие условия, что выбора нет. Вот пойди он сейчас в милицию или НКВД, чьим структурным подразделением были погранвойска, и заяви о происшедшем – что будет? И к бабке-гадалке не ходи – запрут в психбольницу. Не бывает такого, что произошло с ним. Скажи кто-нибудь ему об этом – сам бы не поверил. Но это значит, что придется принимать правила игры, жить вместо деда и служить по его документам.
Тридцать девятый год уже больше чем наполовину пройден, впереди страну ждут суровые испытания. И он сейчас единственный, кто достоверно об этом знает. Значит, решено! Для всех он – Василий Петрович Казанцев, и свое имя ему придется на время забыть. А раз так, нечего рассиживаться.
Федор снял старый ремень и опоясался дедовым – с портупеей и кобурой. Оружие должно быть при командире, а не в чемоданчике. Документы в нагрудные карманы гимнастерки определил, деньги – в карман брюк. Выключил радио, взял в руки чемоданчик, запер дверь и ключ на притолоку определил. Дед всегда его сюда клал, пусть и теперь тут лежит.
У первого же прохожего спросил дорогу на вокзал, куда и направился. А дальше – электричкой до Москвы, перебрался на Белорусский вокзал.