Подозвав воспрянувшего духом разведчика, предвкушавшего обильный ужин, я вновь пересмотрел картинки, тщательно запоминая лица нападавших. Жизнь длинная, вдруг где пересечемся. Ох, не похожи эти рожи на бандитские морды, совсем не похожи. На гвардейцев или улан смахивают — это да, но никак не на разбойников. Армейская выправка. Вояк в гражданском за время проживания в столице ваш покорный слуга наловчился определять если не с первого, то со второго взгляда.
Выходит, мой подчиненный стал невольным свидетелем разборок между противоборствующими кланами высших аристократических кругов королевства. Бульдожьи схватки перетекли в открытую фазу. Покрутившись по поляне, я задумался о причинах собственного беспокойства. За каким лешим меня сюда потянуло и чем могла зацепить сцена погони? Ведь именно после ее просмотра чуйка встала в охотничью стойку. Думай, голова, шапку куплю. Что меня привлекло, на чем взгляд зацепился? Точно! Малый герб на дилижансе! Транспорт принадлежал барону Лера. Вот такие пироги, братцы. На душе моментом заскребли кошки. Видимо, в столице началось инспирированное Сажу Лера действо по смене коронованного болванчика. Других причин нападать на карету с гербом всемогущего барона я не вижу. Предаваться унынию и дальше не дало появление одного из подручных, который обнаружил живых.
Заглянув в воспоминания дракончика, я со всей возможной прытью рванул к закрытой со всех сторон орешником и молодыми дубками лесной поляне. Живых оказалось трое. Посреди поляны уже даже не плакала, а тихонько подвывала маленькая девочка в изорванном платьице. Размазывая по щекам слезы грязным кулачком, она тянулась к мужчине и женщине, которых приковали спинами к крепкому дубку. В окровавленных, избитых до посинения взрослых с трудом можно было усмотреть родительское сходство с малышкой, которая не могла подойти к ним из-за веревки, обхватывавшей ее правую ногу. Второй конец веревки крепился к железному кольцу, насаженному на вбитый в землю кол. «Не жильцы», — постановил я, осмотрев родителей во всех возможных спектрах. Руки и ноги переломаны, а характерный запах говорил, что женщину неоднократно насиловали перед пыткой. Умереть им не давали закрепленные на шеях грубые магические амулеты, поддерживающие жизнь. Заряду в поделках должно было хватить на сутки.
Стоило мне появиться на поляне, как пространство вокруг захлестнуло неподдельным ужасом и безграничным отчаянием. Несмотря на жутчайшую боль, родители малышки захрипели и попробовали криками отпугнуть черночешуйчатого монстра в моем лице. Стал понятен замысел садистов, поражавший степенью своей нечеловеческой жестокости. Девочка — это приманка для хищников, ягненок на заклание, которого должны были растерзать и сожрать на глазах отца и матери, а я — тот монстр, которого они с ужасом ждали. Плюясь кровью, мужчина забился в оковах, по его щекам от отчаяния потекли злые слезы. Женщина не выдержала вида нависшего над дочкой здоровенного рурга и потеряла сознание.
Усыпив и отвязав малышку, я прижал ее правой рукой к груди и на трех лапах подковылял к отцу девочки. Наконец, спустя долгие десять минут и двадцать неудачных попыток ментального контакта, барьер из боли, безнадеги и отчаяния был взломан. Мне удалось передать мужчине образы деревни, куда я отношу девочку, чтобы отдать людям.
— Спасибо, — прохрипел мужик, сообразив, что никто дочку убивать не собирается, а рург не так страшен, как его малюют.
— Лирия Переро. Баронесса, — ответил он на вопрос ментограммой из образов девочки. Переро, Переро… Я вспомнил высокого улыбчивого барона и его жену, бывших гостями на балу в честь дня рождения Лилины. К тому же Карс Переро изредка захаживал к Сажу, о чем-то секретничая с тем в хозяйском кабинете. Тайные посиделки аристократов сами по себе говорили о доверительных отношениях между гостем и хозяином. Сейчас синюшный полутруп ничем не напоминал полного жизни весельчака из воспоминаний. — Ты меня понимаешь?
Я кивнул.
— Добей… Прошу… — на губах барона выступила кровавая пена.
Легко сказать — добей. Людей мне до сего дня убивать не приходилось, бог миловал. Маг не в счет, тот при других обстоятельствах скопытился. Я знал… чувствовал, что могу отнять жизнь, но чтобы меня просили это сделать… Господи, за что ты продолжаешь испытывать меня?
— До-б-бей…
Аккуратно уложив Лирию на землю, я легонько касаюсь лбов супругов. Барон благодарно закрывает глаза и засыпает, не видя и не чувствуя, как с его шеи срывают поддерживающий жизнь амулет. Вторая поделка слетела с шеи его нежной половинки. Через три минуты Карс Переро и его жена умерли во сне. Искры жизни погасли.
Приказав крылатой свите засыпать тела умерших землей, я подхватил нежданно обретенную подопечную и полетел в деревню. Дурень, о чем я только думал?! Идиот, ничему жизнь меня не учит. Вот подумайте и скажите, как обычный суеверный люд должен отнестись к ребенку, которого средь белого вечера к самой распродаже второго улова притаскивает черный рург? Рург, о котором ходит множество слухов и сплетен, в том числе повествующих о том, что я не дракон, а проклятый Пресветлой колдун… Тварь уже успела примелькаться и наложить оброк на многие рыбацкие суда и ватаги. И вот этот то ли рург, то ли оборотень притаскивает в деревню ребенка. Что вы подумаете на месте обывателей, разум которых затуманен догмами церкви Пресветлой и суевериями? То-то и оно. Я тоже хорош, нет чтобы загодя подумать, а не задним умом соображать. Воистину говорят, что ни одно благородное дело не остается безнаказанным.
Мало того что деревенские разбежались от меня, как взбалмошные куры от ястреба, только что не кудахча и не откладывая с перепугу яйца, ни одна двуногая скотина не подошла к малышке, которую я оставил посреди торжища. Люди сторонились девочки, как чумной. Сначала они молча глазели на проснувшуюся и трущую глазки малышку, потом над торгом полетели шепотки. Запевалами словесного гула оказались торговки рыбой и некоторые покупательницы. Кто-то из них заприметил на Лирии розовую нательную поневу, и тут же понеслось:
— Понева, понева… розовая понева. Цвет невесты… Колдун приволок невесту…
— А я говорила!
— Девчонка — ведьма!
— Проклятая Пресветлой ведьма, как пить дать!
— Проклятая невеста оборотня!
Покатился снежный ком. Сорвалась лавина.
Курицы тупоголовые!
Я как-то не обратил внимания на цвет нижнего белья под изорванным платьицем. Да и до того ли мне было? Ан нет, поспешил и людей насмешил. Только что-то не смешно ни чуточки. Моя вина. Дворяне, выбирающиеся в деревню от силы несколько раз в год, могут облачать своих детей как угодно, но в глубинке люди соблюдают в одежде множество условностей. Цвета, узоры, вышивка, обереги, платки, кушаки — все имеет значение и строгую функцию. Не так надел, иначе перевязал — и смысл поменялся. Кушак в пять оборотов имеет право носить только глава клана или деревенский староста, а красный пояс на девичьей талии говорит всем, что дева уронила первую кровь и уже может считаться невестой. Приходите, сваты дорогие! Две косы у бабы — мужняя жена! Те же косы, но с синей лентой — вдовица. Девки же плетут одну косу. Подобных нюансов — пруд пруди, попробуй упомни их с налету.