До него-то и расстояния — всего два шага ступить, но доступ к открытому холодильникупреграждали две гадины, лежавшие на груди Шармы.
«Проклятье! Как же отвлечь гадов? Ишь, опять боевую стойку приняли!»
И вдруг Полещук рассмотрел стоящую у входной двери швабру.
«Вот оно, спасение!» — закричал он от радости и обеими руками схватил железную ручкушвабры. В ярости он изрубил на куски обеих кобр. Сказалось и нервное напряжение, и момент фрустрации: недосягаемость цели, до которой рукой подать…
Стерев отпечатки своих пальцев со швабры и ручек, к которым прикасался, Полещук пару раз щелкнул фотоаппаратом — фото мертвого «Чанга» надо поместить в его личное дело секретного агента.
Наконец, зажав вожделенный саквояж под мышкой, опрометью бросился прочь от виллы, смерть приносящей…
Когда он перебегал улицу, ему показалось, что из чернильной темноты ночи к воротам виллы скользнула какая-то тень и, бесшумно затворив за собой створки ворот, скрылась на территории виллы…
«Значит, Шарма выставлял контрнаблюдение, — на ходу сообразил Полещук. — Хорошо бы, если это был мажордом, — мне не придется звонить в полицию. Обнаружив своего хозяина, мажордом сразу забьет тревогу, поднимет на ноги всю полицию Непала.
Возникнет вопрос: “А что делал начальник департамента Министерства внутренних дел, ответственный за контроль за иноподданными, на вилле австрийского доктора?”
В холодильнике найдут брикеты с гашишем, затем полезут в сейф Шармы, где обнаружат досье на доктора-афериста, разыскиваемого Интерполом. Это-то и явится логическим объяснением присутствия начальника непальского ОВИРа на вилле Гольдмана…
Всё! Круг замкнётся, и доктор будет задержан — туда ему и дорога, а я тем временем разберусь с бумагами, которые в саквояже…В моём теперь уже, черт возьми, саквояже!
Так, это всё, конечно, хорошо, но видел ли меня кто-нибудь сегодня вечером с Шармой? По-моему, нет. Это не в интересах моего агента. К сожалению, уже покойного, н-да…
Если что-то и видели случайные свидетели, то номер машины Сэлли, хотя я и поставил её в квартале от злополучной виллы…
А у Сэлли полное алиби — в американском посольстве сегодня приём по случаю дня рождения посла. Там сегодня такой праздник, что виски и шампанское будут литься рекой… Сэлли по этому поводу даже не стала садиться за руль… А я для неё, как обычно, на дежурстве… То есть то, что я взял её машину, ей вряд ли в голову придёт…
Так, теперь надо быстренько попасть в резидентуру, разобраться с бумагами, и… дорогой Фогель, вы — у меня в кармане! А то, что в саквояже на вас, герр консул, компромата вагон и маленькая тележка, в этом я не сомневаюсь! Если же там ещё и материалы, дополнительно компрометирующие Гольдмана, то тем лучше — переправим их в Центр…
Уж если “Чангу” не удалось орденок за задержание международного афериста отхватить, может, он мне обломится?!»
Не менее пяти минут потребовалосьПолещуку, чтобы завести машину: не мог попасть ключом в замок зажигания — одеревеневшие руки то тряслись, то вообще отказывались повиноваться. Наконец разведчик, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза, сделал несколько дыхательных упражнений, вдумчиво просчитал до пятидесяти, и… мотор завёлся с полоборота…
* * *
Ожидания Полещука были вознаграждены сполна: докторский саквояж оказался ящиком Пандоры.
Первое, что бросилось в глаза разведчику, — лежащая сверху фотография, на которой два господина в смокингах (один Фогель) играли в настольный теннис, а Гольдман лежал на столе в чем мать родила, изображая сетку! Судя по всему, фотографию или недавно положили в саквояж, или её часто рассматривали…
Портфель был набит пакетиками с героином. Из чего Полещук сделал вывод, что основным занятием Гольдмана в Катманду были не криминальные аборты и врачевание состоятельных аборигенов, а переправка в Европу наркотиков.
Именно в Европу — об этом свидетельствовала скрупулёзно составленная доктором бухгалтерия, где были указан пункт назначения отправляемого героина, адрес получателя и обязательно сумма, полученная или причитающаяся.
«Стоп! — осенило Полещука. — Но ведь Гольдман мог переправлять героин в Европу только с помощью консула. Скорее всего, Фогель по дипломатическому каналу переправлял зелье своим подельникам в МИД или в ГУР, а оттуда оно, как кровь по капиллярам, расходилось но всей Европе… А деньги за переправку героина Гольдман вручал кoнсулу под видом карточного проигрыша… И свидетели имелись — польский и чешский дипломаты… Всё очень естественно: проиграл — расплатился… А вот и ведомость, где указаны суммы, переданные Гольдманом Фогелю в течение последнего года!..
А это что? А, пачка писем. Пожелтевшие… Лет им, по крайней мере, с десяток. Вот оно что! Это — переписка между Гольдманом и Фогелем, его адрес неизменен — Берлин. А приходили письма, Бог мой! — из Амстердама, Монако, Парижа и… Да ну их к черту, этих влюблённых“ голубых”!.. Неужели любовь между педерастами может быть такой крепкой?!
Ладно, пусть Интерпол и МГБ разбирается… Завтра прилетает из отпуска “резак”, вот я его и огорошу…
Жаль, конечно, “Чанга”, но на войне — как на войне… Если не в результате интриг своих коллег, то бишь товарищей по оружию, падёшь, стрелой пронзённый, то станешь добычей ползучих гадов! В буквальном смысле. Н-да…»
Через полгода в непальскую резидентуру пришла депеша из Центра.
За проявленную инициативу в работе и чекистскую бдительность капитану Полещуку приказом председателя КГБ СССР было досрочно присвоено звание майора.
А в качестве карамели, которая, по замыслу чиновников из Секретариата КГБ, должна была подсластить пилюлю разведчику — ведь он надеялся получить какой-нибудь орденок, — давалось описание экзекуции, которой подвергли полковника Фогеля.
После проведенного дознания и следствия полковник Курт Вольфганг Фогель был подвергнут офицерскому суду чести со смертельным исходом. В парадной форме, при всех регалиях за более чем двадцатилетнюю службу, его вывели во внутренний двор здания Главного управления разведки и в присутствии старших офицеров министр госбезопасности Восточной Германии Эрих Мильке сорвал с Фогеля погоны. Вслед за этим его тут же расстреляли…
Потерпев фиаско в скорее воображаемом, нежели в реально приносящем прибыль предприятии «Гольдман — Фогель», Полещук решил срочно сменить вектор поиска денег: нужную сумму добыть в солидной организации, и чем претенциознее она будет называться, тем лучше. А что здесь, в Катманду, может быть весомее КГБ и ЦРУ? Но оперативная касса одной организации была им уже опустошена, значит, оставалась вторая…
Да-да, у него даже есть к кому обратиться: второй месяц кряду с ближайшего горизонта не сходит Джон Беллингхэм, чьи потуги выдать себя за «чистого» дипломата вызывали у Полещука лишь скептическую улыбку, потому что его принадлежность к противоборствующему разведсообществу была совершенно очевидна.