— Да нет, не слишком.
— Но я очень рад. Вы даже не представляете, как я рад, что его смерть была предотвращена.
— Если вы так за него переживали, если бессмертие уже было у вас в руках, почему тогда не предложили ему пройти процедуру обретения бессмертия до того дня, когда, согласно первым видениям, он должен был погибнуть?
— Разработанная нами процедура предотвращает биологическое старение, но не делает человека неуязвимым. Хотя, как вы, несомненно, поняли из своего видения, дублирующие тела будут изготавливаться с учетом данного фактора. Если бы мы вложили в Тео миллионы, а его потом застрелили, это было бы пустой тратой денег. А наши ресурсы ограниченны.
Ллойд задумался.
— Вы упоминули о том, что Тео моложе меня. Это правда. Я старик.
— Вы дитя! Я более чем на тридцать лет старше вас! — рассмеялся Чэн.
— Я хочу сказать, — поправился Ллойд, — что если бы мне предложили это, когда я был моложе, здоровее…
— Доктор Симкоу, да, вам шестьдесят шесть, но вы в неплохой форме. Врачи заботились о вас. Я видел вашу медицинскую карту…
— Что?!
— Прошу вас… Я тут раздаю вечную жизнь, причем совершенно бесплатно. Неужто вы считаете, что для меня существуют какие-либо преграды? Итак, как я только что заметил, я видел вашу медицинскую карту. Сердце у вас в отличном состоянии, давление в норме, уровень холестерина тоже. Так что, доктор Симкоу, здоровье у вас сейчас лучше, чем у любого двадцатипятилетнего парня, родившегося более ста лет назад.
— Я женатый человек. Как насчет моей жены?
— Простите, доктор Симкоу. Мое предложение относится только к вам.
— Но Дорин…
— Дорин проживет до конца своей естественной жизни: полагаю, еще двадцать с лишним лет. Она ничего не лишится. Все отпущенные ей годы вы проведете вместе. В какой-то момент она покинет этот мир. Я христианин, доктор Симкоу. Я верю в то, что нас ожидает лучшая жизнь… Ну, скажем, большинство из нас. Я капиталист и порой был безжалостен, а потому жду сурового суда… Вот почему я не спешу получать свою награду. Но ваша жена… Я многое о ней знаю и догадываюсь, что место в раю ей уже обеспечено.
— Не уверен, что хочу продолжать жить без нее.
— А вот она, несомненно, пожелает, чтобы вы жили и дальше, даже если ей самой это не удастся. И, простите меня за прямолинейность, она не первая ваша супруга, а вы у нее не первый муж. Не хочу принижать вашу любовь, но, выражаясь буквально, вы с Дорин — всего лишь этапы на жизненном пути друг друга.
— А если я откажусь?
— Область моей деятельности — фармацевтика, доктор Симкоу. Если вы решите отказаться от процедуры либо если согласитесь, но дадите нам повод усомниться в вашей искренности, вам будет сделана инъекция мнемоназы и все ваши краткосрочные воспоминания будут стерты. Вы забудете об этой встрече. Если вы действительно не хотите бессмертия, будьте добры, согласитесь на эту инъекцию. Она безболезненна и не имеет побочных эффектов. А теперь, доктор Симкоу, мне крайне желательно услышать ваш ответ. Что вы выбираете?
Дорин встретила Ллойда в аэропорту Монпелье.
— Слава богу, ты дома! — воскликнула она, как только Ллойд получил багаж, — Что случилось? Почему ты не прилетел предыдущим рейсом?
Ллойд обнял жену. Боже, как он ее любил — и как ненавидел с ней расставаться. Он покачал головой.
— Черт-те что. Я напрочь забыл, что ближайший обратный рейс в четыре часа. — Он пожал плечами и улыбнулся: — Старею, наверное.
Тео сидел в своем кабинете. Когда-то это был кабинет Гастона Беранже, но срок его директорства давно истек, а ЦЕРН уже не был крупным учреждением, которому требуется генеральный директор. В общем, Тео, ставший директором БАК, занял этот кабинет. Старик Гастон был жив; он был почетным профессором физики Парижского университета Орсей. Они с Мари-Клэр по-прежнему были счастливо женаты и имели сына, блестящего студента, и дочь.
Тео задумчиво смотрел в окно. С момента «большого» Флэшфорварда, во время которого все люди на час потеряли сознание, прошел уже месяц. Но на этот раз «принцип Клаату» сработал на славу. По всей Земле не было зарегистрировано ни одного случая смерти.
Тео уцелел. Избежал убийства. Ему предстояло жить дальше. Но кто знал, как долго? Еще несколько десятков лет — это точно. Новая жизнь взаймы.
И вдруг он отчетливо осознал, что понятия не имеет, что делать со всем этим временем.
Была осень. Слишком поздно нюхать розы, причем в буквальном смысле. А в переносном?
Тео встал. Перед ним открылась сначала внутренняя дверь кабинета, потом — наружная. Он дошел до лифта, спустился на нижний этаж, прошел по вестибюлю и вышел из административного здания.
Небо было затянуто тучами, но все же Тео надел темные очки.
Подростком он пробежал от Марафона до Афин. Когда добежал до финиша, то решил, что никогда в жизни теперь не сумеет отдышаться. Этот момент он запомнил навсегда: как пересекает линию финиша и завершает исторический пробег.
Были в его жизни, конечно, и другие яркие минуты. Первый поцелуй, первый сексуальный контакт, а потом — словно кадры из фильма. Поездка в Гонконг, окончание университета, день знакомства с Ллойдом и другой день, когда он сломал руку во время игры в лакросс. А еще — день первого эксперимента на БАК, день Флэшфорварда…
Но…
…но эти яркие моменты, эти живые воспоминания — все они были в прошлом, более двух десятков лет назад.
Но что произошло совсем недавно? Что он пережил? Какую невероятную печаль, какие головокружительные взлеты?
Тео шел по территории ЦЕРНа. Воздух был прохладным, бодрящим. Все вокруг вдруг встало на свои места, обрело форму, четкость и ясность. Всего этого ему не хватало с тех пор, как…
…с тех пор, как он начал расследовать собственное убийство.
Двадцать один год он был одержим одной мыслью.
А у капитана Ахава были острые воспоминания? О да. Наверняка Ахав прекрасно помнил, как лишился ноги. Но потом… После того, как он начал преследовать Моби Дика? Или он был в сплошном тумане, месяц за месяцем, год за годом, и в этом тумане растворились всё и вся?
Но нет, нет. Тео не был Ахавом. Он не был проклят. Между 2009 годом и сегодняшним днем он успел многое сделать.
И все же…
…и все же он никогда не позволял себе строить планы на будущее. Он продолжал выполнять свою работу, несколько раз получал повышение, но…
Как-то раз он прочел книгу о человеке, который в девятнадцать лет узнал о том, что ему грозит болезнь Хантингтона — наследственное заболевание, из-за которого к среднему возрасту он потеряет свои способности. Этот человек посвятил себя тому, чтобы сделать как можно больше, прежде чем его сразит болезнь. Но Тео поступил по-другому. О, конечно, он добился значительных успехов в работе. Получил Нобелевскую премию. Но даже это мгновение — момент получения награды — запечатлелось не так ярко.