«Я жду от нее нового благоразумного шага!» – с раздражением подумала Елизавета.
Однако ее злило не столько метание, сколько то, что Кэтрин не собиралась выходить из католичества. Впрочем, было и еще одно обстоятельство, о котором Елизавета старалась не думать. Если она не родит наследника, следующей претенденткой на трон будет Кэтрин. Нужно заставить эту упрямицу открыто заявить о переходе в протестантизм.
Елизавета точно знала, почему эта девка упрямится. Она видела Кэтрин беседующей тет-а-тет с испанским послом. Наверняка пыталась через посла уговорить короля Филиппа поддержать ее как католическую претендентку. А может, это был заговор с целью пощекотать Елизавете нервы и объявить Кэтрин своей преемницей? Что бы там ни затевалось, Елизавета почуяла рядом с собой крысу. Кто позволил этой тихоне лезть в опасные дела, не имеющие к ней никакого отношения? Более того, новая королева откровенно испугалась. Законность претензий Кэтрин ни у кого не вызывала сомнений. Хорошо, что парламент вывел из игры еще одну претендентку на английский престол – Марию Стюарт. Основание было более чем серьезным: она не родилась на английской земле. А вот с Кэтрин надо держать ухо востро. Именно поэтому Елизавета понизила ее в звании, сделав всего лишь фрейлиной королевской приемной. Возможно, Кэтрин сообразит, что времена изменились, и оставит свои претензии на власть.
Пока женщины развязывали и расстегивали ее платье, Елизавета дружески обняла Кейт Ноллис:
– Дорогая сестрица, больше я тебя никуда не отпущу. Теперь ты должна как можно чаще находиться при мне. Ведь ты моя любимая фрейлина.
– Почту за честь, госпожа, – ответила Кейт, правда без особой радости.
– Бесс, а что будет с ее детьми? – влезла в разговор Бланш Пэрри, старая нянька Елизаветы. Та считала, что заработала право задавать вопросы и говорить без обиняков. – Кто будет присматривать за ними, пока их мать вытанцовывает при твоем дворе? А что скажет ее муж? Думаешь, ему понравится, что ты разлучаешь его с женой?
Кейт покраснела.
– Успокойся, Бланш! – прикрикнула на нее Елизавета. – Кейт не возражает. Она может свободно видеться с детьми и иногда привозить их ко двору. Что касается тебя, моя старая ворчунья, я слишком тебя люблю, чтобы за дерзкие речи ссылать в Тауэр. Ты у меня будешь заведовать моими книгами. Содержать их в порядке. Ты же обожаешь читать.
Бланш замолчала. На ее старческом лице появилась довольная улыбка. Кейт тоже улыбнулась, но через силу: она обожала мужа и малышей и не представляла себе долгой разлуки с ними. Но и Елизавету любила слишком сильно, чтобы решиться ее покинуть. Вместе они пережили немало тяжелых минут, и у королевы не было родственницы ближе, чем Кейт. Новый титул резко изменил жизнь Елизаветы, отделив ее от простых смертных и сделав недосягаемой. Разве могла Кейт ей отказать?
На следующее утро Елизавета поднялась рано. После нескольких дней встреч с министрами и советниками тянуло поскорее выбраться на свежий воздух. Ревностно исполняя свои новые обязанности, Роберт Дадли подыскал и оседлал для нее прекрасную лошадь. Вторая была оседлана для него, ибо должность шталмейстера обязывала Роберта сопровождать королеву во всех ее прогулках верхом и путешествиях. Он снял траурные одежды и облачился в изумительный темно-зеленый бархатный камзол, который небрежно накинул на плечи. Елизавета снова залюбовалась его красивым лицом с выступающими скулами и прямым носом. А как чудесно выглядели обтянутые белыми панталонами стройные ноги! Вне всякого сомнения, Роберт был самым обаятельным из ее придворных.
Завидев Елизавету, он снял шотландскую шапочку с перьями и поклонился. Королева лишь любезно улыбнулась, хотя у самой бешено колотилось сердце. Рослая для женщины, рядом с Робертом она чувствовала себя коротышкой. Ей это нравилось. Что не нравилось, так это новая официальность в их отношениях. Ведь они дружили с детства, и вот теперь она стала королевой, а Роберт вынужден держать дистанцию и оказывать ей предписанные этикетом почести. Елизавета очень скучала по прежней простоте их отношений.
– Ваше величество, позвольте мне вас подсадить.
И Роберт сложил ладони чашей, делая из них ступеньку для Елизаветы.
– Наедине со мной – никаких «ваше величесто». Разве мы перестали быть давними друзьями?
– Я надеялся, что твое величество об этом помнит, – улыбнулся Роберт.
– Неужели такое можно забыть? В детстве ты звал меня Бесс. Робин, оставь придворный этикет. Мы слишком давно знаем друг друга.
– Как-то странно называть ее королевское величество просто Бесс. Детство – это детство. Мы уже не дети.
– А мне странно, что отношения между друзьями могут вдруг охладеть. Ведь, надеюсь, мы по-прежнему друзья? – Елизавета любовалась его темными волосами, которыми играл ветер.
– Я тоже надеюсь. И даже больше, – с прямолинейностью медведя на фамильном гербе Дадли ответил Роберт.
– Значит, ты надеешься?
Сердце Елизаветы пело от радости.
Глаза Роберта вспыхнули.
– Будь мне позволено, мои надежды расцветут.
– Мне нравятся смелые мужчины! – глядя на него сверху вниз, заявила Елизавета.
Роберт взлетел в седло, и они галопом понеслись по парку. Воздух был холодным, но из-за деревьев поднималось солнце, обещая погожий зимний день. Елизавета обожала свист ветра, бьющего в лицо. Замечательно скакать во весь опор рядом с Робертом, таким же отличным, как и она сама, наездником. На мили вокруг – никого. Удивительная свобода, когда можно сбросить все королевские регалии и почувствовать себя просто Бесс. Когда рядом тот, кого ты знаешь с самого детства.
Въехав в лесок, они пустили лошадей рысью. Над головой сплетались черные голые ветви.
– Как тебе жизнь в Норфолке? – спросила Елизавета.
– Там очень тихо… твое величество, – улыбнулся Роберт. – Для меня слишком тихо. Я предпочитаю двор с его суетой.
– Неужели тебя манит это сборище блистательных ничтожеств, исходящих злобой и раздражением? – поддразнила Елизавета.
– Появление твоего величества преобразит двор. При такой королеве двор просто не может быть сборищем блистательных ничтожеств, – с придворной галантностью ответил Роберт.
– Напоминаю: Елизавета сидит на троне. А меня зовут Бесс.
– Бесс, – с нежностью повторил Роберт.
– А твоя добродетельная супруга? Ей нравится сельская глушь?
При упоминании об Эми Дадли обожгло ревностью. Как странно.
– Вполне, – лаконично ответил Роберт.
Чувствовалось, ему не хочется говорить о жене. Елизавете тоже. Она решила, что больше не заикнется об Эми. Она ничего не желает знать о его жене. Надо втолковать это Роберту.
– Надеюсь, у королевского шталмейстера нет претензий к отведенным ему покоям? Тебе удобно? – спросила Елизавета, меняя тему разговора.