– Нет, – сказал сосед и решительно покачал головой. – Как раз по данному пункту, боюсь, мне придется разочаровать тебя. Пусть другие занимаются слухами. Просто прими мои слова на веру.
47
После вторничной встречи Петер Ниеми вошел в кабинет Бек-стрёма, кивнул в направлении стула перед его письменным столом и спросил, может ли он сесть.
– Конечно, – сказал Бекстрём и тоже кивнул.
«Если дать такому финику мизинец, он попробует оттяпать всю руку», – подумал он.
– Я полностью согласен с тобой, Бекстрём, – сказал Ниеми. – Никаких следов брызг крови, а при мысли о ранах на его голове они должны были разлетаться на несколько метров. Единственное объяснение состоит в том, что он был мертв уже несколько часов на тот момент, когда наш преступник разобрался с ним во второй раз. Свернувшаяся кровь не дает никаких брызг, как известно. О данном факте я вообще собираюсь просветить наших дорогих коллег как можно быстрей, пошлю им короткое письмо по электронной почте.
– Именно поэтому ты звонил дяденьке доктору сегодня утром? – спросил Бекстрём и улыбнулся.
«Даже такой финик, как Ниеми, имеет право на второй шанс», – подумал он.
– Отчасти, – ответил Ниеми, – и там между нами полное согласие, у эскулапа и у меня, если тебя это интересует.
– А еще почему?
– Из-за кровяного пятна, в котором он лежал, он же лежал лицом вниз, а значит, имело место обильное кровотечение через нос и рот. И это беспокоило меня, поскольку, выходит, он получил сильный удар прямо спереди, пока еще был жив. И простое объяснение состоит ведь в том, что от него он и умер.
– Вот как, – сказал Бекстрём. – У меня такое же мнение. И в чем проблема? С точки зрения судебной медицины, я имею в виду?
– Его раны возникли и до и после смерти. Переломы и трещины явно накладываются друг на друга, и, в общем, ему понадобилось время, чтобы подробнее выяснить, в каком случае возникли какие повреждения.
– Чертовы академики, – сказал Бекстрём. – Неужели трудно понять, что парень умер, поскольку его кто-то треснул по башке. А все эти детали, кого они волнуют.
– У каждого свой взгляд на такие вещи, – ответил Ниеми. – Если ты спросишь меня, наверное, также именно поэтому он не видит причин менять свое предварительное заключение. Что Эрикссон умер в результате многочисленных ударов по голове и по шее.
– Приятно слышать. И что мне теперь, кланяться ему за это, – буркнул Бекстрём.
48
После обеда во вторник суд удовлетворил просьбу прокурора о проведении обыска в офисе фирмы «Эрикссон и партнеры» на Карлавеген в Стокгольме. Сами адвокаты после короткого совещания решили не подавать аппеляцию.
– Так мы, наконец, все-таки сможем когда-то избавиться от вас, – заявил адвокат Даниэльссон, разговаривая с Лизой Ламм по телефону, тем самым подытожив то, как он сам и его коллеги смотрели на это дело.
В четыре часа пополудни два детектива и эксперт начали методично исследовать служебный кабинет жертвы убийства в присутствии представителя адвокатской фирмы. Все в соответствии с ходатайством прокурора и решением суда.
В компьютере Эрикссона, в его шкафу, ящиках и на книжных полках полиция нашла несколько сотен тысяч страниц документов, которые в девяноста случаях из ста имели то общее, что все они, как, например, материалы собственных предварительных расследований полиции, приговоры и другие судебные решения без проблем можно было получить самыми разными путями. И уж точно для этого не требовалось проводить обыск в офисе покойного. Если же говорить об общей обстановке в кабинете и о том, что она говорила о личности его владельца, здесь все было просто и ясно. Он принадлежал привыкшему трудиться не покладая рук адвокату по уголовным делам, который посвящал все свое время в нем исключительно работе.
И помимо этого, по большому счету, ничего. Если судить по ежедневнику, все его дни главным образом проходили в визитах в полицию, где он присутствовал на допросах своих клиентов, посещений следственного изолятора и просиживании штанов в суде. Чем он, похоже, и зарабатывал себе на жизнь. Отдельные обеды и ужины фигурировали, конечно, там тоже, но, во-первых, их было не особенно много, а, во-вторых, в записях о них обычно не указывалось, где они имели место и кто в таком случае составлял ему компанию.
Проведением обыска руководил инспектор Блад, который среди своих коллег слыл ужасным педантом, и на этот раз он тоже, похоже, полностью остался верным себе. И уже около восьми вечера позвонил Наде Хёгберг и доложил предварительные результаты.
– Почти исключительно рабочие бумаги, – сообщил Блад.
– Ага, да, – ответила Надя. Ничего другого она собственно и не ожидала. – Его компьютер? – спросила она. – Вы проверили, никто другой не залезал в него после того, как он ушел с работы в пятницу?
– Проверили, – сказал Блад. – Можешь быть совершенно спокойна. Из него ничего не изъяли, ничего в него не добавили и ничего в нем не изменили. Возможно, по той простой причине, что они узнали о случившемся, только когда мы появились у них в офисе и опечатали его комнату. Если говорить о вещах приватного характера, то таких мы нашли всего три. Во-первых, ежедневник. Во-вторых, папку, где он, похоже, собирал все послания, где отправители угрожали ему или выражали свое неодобрение. У меня создалось впечатление, что он уделял этому делу большое внимание.
– Там были угрозы смертью? – спросила Надя.
Это не было удивительным при мысли о доме, где он жил. Обо всей сигнализации, камерах и датчиках движения, которые оказались совершенно бесполезными, когда настал решающий момент, поскольку он сам отключил их, целиком и полностью доверяя тому, кто пришел его убить.
– Одиннадцать штук, если я правильно посчитал, где отправители обещают отправить его на тот свет самыми разными способами. Одновременно ничего особенно сенсационного тоже. Главным образом, из тех, где клеят марки вверх ногами и заканчивают каждое предложение одним и несколькими восклицательными знаками.
– А третье? – спросила Надя. – Что это?
– У него, похоже, имелось персональное задание помимо всех уголовных дел, – предположил Блад. – Различные бумаги, которые он собирал в отдельную папку. Не слишком много, где-то сотня страниц. Частично довольно странного содержания, поэтому их я тоже решил взять с собой.
– Хорошо, – сказала Надя. – Звони, если найдешь что-нибудь стоящее, не бойся разбудить меня. Что-то еще?
– Печать на его комнате, – ответил Блад. – Даниэльссон достает меня постоянно, и, помимо всего прочего, по этой причине у меня возникает огромное желание оставить все как есть еще на денек, и наша прокурорша, судя по всему, разделяет мое мнение.
– Этого еще не хватало, – сказала Надя с ощущением, явно уходившим корнями в те времена, когда она жила в Советском Союзе. – Передай ему привет от меня и объясни, что все может серьезно затянуться, если он не будет вести себя нормально и делать, как мы ему говорим.