Подлинная история носа Пиноккио | Страница: 68

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– За нас, Бекстрём, – сказал Гегурра и поднял свой бокал. – Мне кажется, впереди у нас особенно приятный вечер.

– За нас, – поддержал Бекстрём. Кивнул, запрокинул голову и ополовинил свою рюмку.

– Что касается еды, я думаю, тебе не стоит беспокоиться, – сказал Гегурра и, пригубив содержимое своего бокала, поставил его перед собой. – Я уже все заказал. Сначала небольшой шведский стол, чтобы мы могли отдать дань уважения нашей шведской селедке, икре уклейки, лососю, копченому угрю, маслу, сыру, хлебу и мелкому свежему картофелю, который буквально на днях выкопали из сконской земли. Все обычное, ты знаешь. Я попросил, конечно, заменить шведский печеночный паштет на французскую гусиную печень, но думаю, ты не будешь разочарован. Затем мы получим жареное на гриле телячье филе, а относительно десерта, я собирался предложить торт безе, который, насколько мне известно, ты обожаешь.

– Звучит хорошо, – согласился Бекстрём. – Ничего лишнего.

«Во всяком случае, в наше трудное время, когда половина Европы чуть ли не умирает от голода», – подумал он.

– Если ты не возражаешь, я бы также хотел начать с одного маленького вопроса, – сказал Гегурра, откинулся на спинку стула, улыбнулся Бекстрёму и покрутил бокал между своими наманикюренными пальцами. – Как я говорил тебе по телефону, мне понадобилось уехать за границу по делам на время, но из Интернета я узнал об убийстве адвоката Эрикссона и о том, что мой дорогой брат… вполне заслуженно… получил задание руководить поисками его убийцы.

– Угу, – буркнул Бекстрём и кивнул. – Все верно.

– В таком случае, мне кажется, я в виде исключения смогу помочь моему брату, внеся свою скромную лепту в его расследование.

– Звучит хорошо, – сказал Бекстрём.

«Хотя этот идиот говорит так, словно у него алая роза засунута в задницу», – подумал он.

74

Прежде чем Бекстрём откинулся на спинку стула, чтобы выслушать Гегурру, их образцовый официант воспользовался случаем и наполнил его рюмку.

«В полной тишине, – подумал Бекстрём. – Просто появился ниоткуда и налил, не сказав ни слова, и даже не понадобилось делать никаких лишних движений для привлечения его внимания».

В пятницу 17 мая, за две недели до того, как его убили, адвокат Томас Эрикссон позвонил Гегурре и попросил о встрече, поскольку ему понадобилась помощь в оценке небольшой коллекции произведений искусства, которую один из его клиентов поручил ему продать. Так как Гегурра собирался отбыть в Лондон в тот же вечер, они встретились в его офисе в Старом городе во второй половине дня.

– И все из-за него, – объяснил Гегурра. – Мне еще требовалось сделать кучу дел перед отъездом, но когда он узнал, что я буду отсутствовать почти три недели, захотел любой ценой увидеться до того, как я отправлюсь в дорогу. И появился у меня сразу после обеда.

– Ты давно знал его раньше, – сказал Бекстрём, и это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.

– Не лично, – ответил Гегурра и покачал головой. – Я встречался с ним в связи с одним судебным процессом несколько лет назад. Меня вызывали туда в качестве эксперта. Прокурор вызвал, если тебе интересно. Речь шла о крупном мошенничестве с произведениями искусства, и Эрикссон защищал главного фигуранта по делу. Фальшивые Матисс и Шагал, литографии, сам черт не разберет, – сказал Гегурра и озабоченно покачал головой.

– Он хотел получить помощь с оценкой, ты говоришь.

– Небольшая коллекция, всего два десятка позиций, и главным образом живопись. Вообще речь шла о русском искусстве и произведениях конца девятнадцатого и начала двадцатого века. В общей сложности о пятнадцати различных картинах, и во всех случаях дело касалось иконописи.

– Иконописи? – переспросил Бекстрём.

– Да, или икон, так тоже говорят. Я полагаю, ты знаком с данным термином?

– Ну естественно, – ответил Бекстрём, который ходил в воскресную школу, будучи ребенком. – Это ведь изображения христианских святых? Ангелов, и пророков, и других священных личностей библейской истории?

– В православной церкви, – уточнил Гегурра и кивнул. – С точки зрения сюжетов их можно описать, как иллюстрации к Библии и к другим религиозным текстам. И чаще всего, точно как ты говоришь, речь идет о личностях, имевших большое значение для истории христианства.

– Ну, я прекрасно понимаю, о чем речь, – солгал Бекстрём и кивнул небрежно, на всякий случай потерев основание носа.

– Традиция написания икон берет начало в шестом столетии от Рождества Христова и за полторы тысячи лет, прошедшие с той поры, люди нарисовали их десятки миллионов, – продолжил Гегурра. – На протяжении всего этого периода они висели, по большому счету, в каждом православном доме, одна или несколько, естественно при наличии денег, необходимых для их покупки.

– Дорогие вещицы, – заметил Бекстрём и подкрепился капелькой своей замечательной водки. – Особенно русские иконы, если я все правильно понял.

– Нет, на самом деле все не совсем так. – Гегурра покачал головой. – Скорее это что-то вроде религиозного крестьянского искусства, зачастую среднего или чуть ли не низкого качества. Они существуют в огромном количестве, и кроме того полно еще современных копий. В среднем русскую икону ты можешь получить приблизительно за тысячу, а если зайдешь в обычный комиссионный магазин в Санкт-Петербурге, найдешь их множество.

– Почему он тогда захотел, чтобы ты оценил их? – спросил Бекстрём. – На мой взгляд, не стоило труда даже тащить их в твой офис.

– А он и не сделал этого, – сказал Гегурра с еле заметной улыбкой. – Просто взял с собой фотографии тех предметов, о которых хотел знать мое мнение. Снимки были выполнены в связи с предыдущей оценкой, и мне их вполне хватило для предварительной оценки. Подборка также оказалась далеко не плохой. И стоимость каждого произведения лежала далеко выше среднего уровня для обычных икон даже сейчас, когда цены на русское искусство резко пошли вверх.

– И о чем мы говорим в денежном выражении? – уточнил Бекстрём.

– Всего, значит, было пятнадцать икон, и во всех случаях речь шла об изображениях святых. Стоимость четырнадцати из них я оценил между пятьюдесятью и двумястами тысячами шведских крон. Это более чем прилично для обычной иконописи. Средняя цена получалась больше сотни тысяч за доску.

– А пятнадцатая? – спросил Бекстрём, по какой причине почувствовав, как у него пересохло во рту.

– С ней все обстояло таким образом, что она стоила столь же, как и все другие, вместе взятые, хотя это, собственно, была не настоящая икона. С ее помощью художник как бы поиздевался над своим тестем. Автора звали Александр Верщагин. Он родился в 1875 году и был молодым радикалом, или скорее скандалистом, и ему абсолютно не нравилось рисовать на религиозные сюжеты. Он был пейзажистом, творившим в конце девятнадцатого столетия, и умер в канун нового, 1900 года. Ему как раз исполнилось двадцать пять.