– Это не так.

– Ты вечная жертва. – Мне противно на нее смотреть. Что она знает о жизненных трудностях.

– Нет, – огрызается она и сует удочку мне в руку. – Забери. – Расстегивает куртку и ежится. Волосы разлетаются в разные стороны, подхваченные ледяным октябрьским ветром. Куртку она бросает на землю рядом со мной.

Ладно, пусть лежит. Я молчу.

– Я иду в дом, – сообщает она и обходит дохлую рыбу, чьи глаза, как ей кажется, смотрят на нее с презрением.

Она отходит футов на двадцать, когда я произношу ей в спину:

– А как же выкуп?

– А что с ним? – Она стоит среди деревьев, положив руки на талию.

– Твой отец стал бы платить выкуп?

Если он так ненавидит дочь, как она меня убеждает, он не отдаст за нее похитителям и пенни.

Она молчит и думает. Я вижу это по ее лицу. Отличную задачку я ей подкинул. Если отец за нее не заплатит, она умрет.

– Думаю, мы об этом никогда не узнаем, – отвечает она и уходит.

Листва шуршит под ее ногами. Слышу скрип двери – открылась и закрылась. И я остаюсь один.

Гейб. До

Я еду по самой совершенной аллее в мире. Листва кружится, оторвавшись от красных кленов и желтых осин по обочинам. Этот пестрый ковер еще не вытоптан ряжеными, они еще час или два пробудут в школе. Но дома ценою в миллион уже ждут их, раскинув перед собой великолепные лужайки, украшенные гигантскими тыквами, стогами сена и кукурузой. Газон безупречно ухожен, а ведь никто из жителей сам этим не занимается.

Когда я сворачиваю к дому Деннетов, у почтового ящика тормозит почтальон. Оставляю свою колымагу рядом с седаном миссис Деннет и приветливо улыбаюсь, словно и сам здесь живу. Подойдя к ящику – он просторнее сортира в моей квартире, – протягиваю руку за корреспонденцией.

– День добрый, – говорю я.

– Добрый, – отвечает почтальон и кладет почту мне на ладонь.

На улице холодно и серо. Отличительная черта каждого Хеллоуина, что были в моей жизни. Темные облака так низко нависают над землей, что сложно сказать, где начинается небо. Засовываю почту под мышку, а руки в карманы и направляюсь к дому. Миссис Деннет всегда открывает дверь сразу, стоит мне только позвонить. Лицо ее светится, но лишь до тех пор, пока она не видит меня. Улыбка исчезает, глаза тускнеют. Иногда она вздыхает. Но я ничего не принимаю на свой счет.

– А, – бормочет она, – детектив…

Каждый раз она надеется, что увидит Мию. Она в костюме для йоги и переднике.

– Занимаетесь готовкой? – интересуюсь я, стараясь не обращать внимания на запахи. Либо она готовит, либо у них в подвале сдох какой-то приблудный зверь.

– Пытаюсь. – Она отходит в глубь холла, оставив дверь открытой, и нервно посмеивается, когда я прохожу следом за ней в кухню. – Лазанья, – объясняет она, указывая на гору моцареллы. – Вы никогда не готовили лазанью?

– Специализируюсь на замороженной пицце, – отвечаю я и кладу корреспонденцию на кухонный стол.

– О, благодарю вас. – Она бросает кусочек сыра и принимается перебирать конверты в поиске «пояснения выплат» от страховой компании. Пока она его ищет, итальянская колбаса на плите начинает подгорать.

Я кое-что знаю о приготовлении лазаньи, примерно миллиард раз видел, как ее готовит мама. Она пыталась выгнать меня из нашей крошечной кухоньки, потому что я одолевал ее одним и тем же вопросом: «Скоро будет готово?»

Нахожу в ящике деревянную ложку и решаю дать продукту шанс выжить.

– Что я… – произносит она, поворачиваясь. – О, детектив, не стоило беспокоиться.

Отвечаю, что мне не сложно. Откладываю ложку, а миссис Деннет возвращается к почте.

– Кому нужен весь этот мусор, – возмущается она. – Каталоги. Буклеты. Листовки. Все хотят денег. – Она вытаскивает конверт и принимается внимательно его разглядывать. Кажется, от благотворительной организации, видимо, с просьбой сделать пожертвование. – Вы никогда не слышали о синдроме Мовата – Уилсона?

– Мовата – Уилсона? Боюсь, не доводилось.

– Синдром Мовата – Уилсона, – повторяет миссис Деннет и бросает конверт в общую кучу. Похоже, ему предстоит отправиться на переработку, а ведь мог поспособствовать получению чека.

– Должно быть, судья чем-то отличился, если заслужил лазанью, – произношу я.

Моя мама часто готовит лазанью и без всякого повода. В этом блюде нет ничего особенного. Но для Евы Деннет, не привыкшей к домашним делам, любое собственноручно приготовленное блюдо уже подвиг. Впрочем, все зависит от того, каковы будут последствия ужина. Увидев часть процесса изнутри, я порадовался тому, что мне не предлагают остаться. У меня глаз наметанный, не сомневаюсь, Ева Деннет не частый гость на кухне. Она может запечь курицу или, например, вскипятить воду. Но это все.

– Это не для Джеймса, – улыбается она и проходит мимо меня к плите.

Рукав накинутой кофты касается мой спины. Уверен, она этого не замечает. Но я до сих пор чувствую его, хотя прошло уже несколько секунд. Она бросает горку лука на сковородку, и та начинает шипеть.

Я знаю, сегодня день рождения Мии.

– Миссис Деннет.

– Я не буду, обещаю. – Она поворачивается к плите и принимается мешать подгорающее содержимое сковородки. Странное усердие для человека, которому всего две секунды назад было наплевать. – Я не буду плакать.

И тут я замечаю, что гостиная украшена шарами зеленого и пурпурного цветов. Вероятно, любимые Мией.

– Это все для нее. Мия обожает лазанью. И вообще пасту. Она единственная всегда с удовольствием съедает все, что я готовлю. Это вовсе не значит, что я жду ее. Понимаю, чудес не бывает. Но все же… – Голос ее срывается.

Со спины мене видно, как вздрагивают ее плечи, а итальянская колбаса впитывает капли ее слез. Она могла бы во всем обвинить лук, но даже не пытается. Я отворачиваюсь, чтобы не смотреть, и останавливаю взгляд на горке моцареллы. Пальцы миссис Деннет подхватывают чеснок и начинают разминать каждый зубчик. Не представлял, что готовка для нее своего рода терапия. Она достает приправы – базилик, фенхель, перец и соль – и ставит баночки на столешницу. Одна из них, с солью, соскальзывает и падает на деревянный пол. Она не разбивается, но соль успевает просыпаться. Мы оба смотрим на кристаллики и думаем об одном и том же: к беде.

– Плюньте через левое плечо, – советую я.

– Вы уверены, что не через правое? – Она в панике. Можно подумать от этой соли зависит, вернется Мия или нет.

– Через левое, – уверенно говорю я. И добавляю, чтобы ее успокоить: – Впрочем, для верности можно поплевать через оба. Тогда точно будете в безопасности.

Она так и делает, вытирая руки фартуком. Я наклоняюсь поднять солонку, а она – чтобы собрать соль в ладошку. Не сговариваясь, мы делаем это одновременно и стукаемся головами. Ева Деннет хватается за голову, а я, сам того не ожидая, тяну к ней руки, проверить, все ли в порядке, и твержу, что очень сожалею. Мы выпрямляемся, и тут впервые она начинает вполне искренне хохотать.