Лучше, но не намного.
Если Тернер вообще получит нового адвоката.
Надейся на лучшее.
Ричер ждал – расслабленно, спокойно и неподвижно – и мысленно фиксировал течение времени. Три часа дня. Три тридцать. Четыре. Стул был удобным. В комнате тепло. Хорошая звукоизоляция. Снаружи практически не доносился шум. Лишь какие-то приглушенные звуки. Нет, это место совсем не походило на обычную тюрьму! Он находился в цивилизованном месте, предназначенном для цивилизованных людей.
И все это, как надеялся Джек, должно было помочь.
Наконец в четыре часа тридцать минут дня засовы сдвинулись в сторону, щелкнул замок, и дверь распахнулась. Появился высокий капитан.
– К вам майор Салливан, – сообщил он.
Представление началось.
Высокий капитан отошел в сторону, позволив арестованному выйти из камеры. Коридор сначала резко сворачивал налево, а затем направо. Ричер представил себе планировку здания, исходя из той скудной информации, которой обладал, и решил, что им предстоит сделать еще три поворота, прежде чем они попадут в главный кабинет. Иными словами, ему надо будет пройти еще некоторое расстояние. Но сначала будет небольшой квадратный вестибюль с запертыми изоляторами и дежурным. И еще одной дверью, ведущей на улицу, напротив его стола. А до него, по обе стороны короткого коридора, наверняка находятся комнаты для допросов. Помещения с обшарпанной мебелью для полицейских и подозреваемых должны быть справа, а слева находятся комнаты побольше – те, что он видел, когда его вели в камеру. Всего таких помещений два. Именно туда они сейчас и направлялись, решил Ричер. В более удобные комнаты для бесед арестованных с адвокатами, где имелись окна на дверях – узкие вертикальные зарешеченные прямоугольники, расположенные чуть правее центра, над ручками.
Он прошел мимо первой двери, заглянул в окошко с безразличным видом и увидел, что у левой части стола расположилась Салливан в своей аккуратной парадной форме. Ее руки неподвижно лежали на закрытом портфеле. Джек продолжал идти дальше, ко второй двери, где он остановился и уже открыто посмотрел в окно.
Вторая комната оказалась пустой.
Ни арестованного, ни адвоката – мужчины или женщины.
Ни орел, ни решка.
Пока.
Из-за спины Ричера послышался голос высокого капитана:
– Не спешите, майор. Вам нужно вернуться.
Джек подошел к первой двери, которая не была заперта. Капитан повернул ручку, и дверь открылась. Арестованный прислушался: четкий металлический щелчок, поворот тщательно подогнанных петель, слегка зашуршал силиконовый герметик… Не слишком громко, но вполне отчетливо. Ричер вошел. Салливан подняла голову.
– Позвоните, когда закончите, адвокат, – сказал ей капитан.
Джек сел напротив женщины, а его высокий сопровождающий закрыл дверь и удалился. Дверь не запиралась, потому что внутри не было ручки. Неожиданно плоская поверхность, словно лицо без носа. Рядом с косяком имелась кнопка. Позвоните, когда закончите. Само помещение оказалось чистым и приятным, хотя и без окон, но с аккуратной и относительно новой мебелью и довольно яркой лампой.
Салливан не стала открывать портфель. Она продолжала сидеть, положив на него руки.
– Я не намерена представлять вас в деле по обвинению в нападении на Муркрофта, – заявила она. – Более того, я вообще не хочу вас представлять.
Ричер не ответил. Он пытался понять, какие звуки можно услышать из коридора. Не слишком много, но этого может оказаться достаточно.
– Майор? – позвала его Салливан.
– Вам поручили меня защищать, так берите, что дают, – отозвался Джек.
– Полковник Муркрофт – мой друг.
– Ваш бывший учитель?
– Один из них.
– Тогда вы знаете, какими бывают такие парни. Мысленно они никогда не покидают свой класс. Сократический метод, или как там его называют. Он дразнил меня, чтобы развлечься. Он спорил ради спора, потому что они всегда так поступают. А когда вы ушли, сказал, что займется оформлением бумаг, как только закончит завтракать. Он собирался это сделать с самого начала. Но сразу отвечать на вопрос – нет, не его стиль.
– Я вам не верю. В тот день не было подано никаких документов.
– Я видел его в последний раз, когда он выходил из столовой. Примерно через две минуты после вас.
– Значит, вы отрицаете и это свое преступление?
– Подумайте, адвокат. Моя цель состояла в том, чтобы майор Тернер вышла на свободу. Как нападение на Муркрофта могло мне помочь? Это привело бы к потере одного, двух или даже трех дней.
– Почему вы так беспокоитесь из-за майора Тернер?
– Мне понравился ее голос по телефону.
– Может быть, Муркрофт вас рассердил.
– Я выгляжу рассерженным?
– Немного.
– Вы ошибаетесь, майор. Я не выгляжу рассерженным. Потому что не испытываю этого чувства. Я терпеливо сижу здесь. Муркрофт – не первый преподаватель, с которым я встречался в жизни. Я ходил в школу.
– Я чувствую себя некомфортно.
– Что вы сказали Подольски?
– Вот это и сказала. Мы поспорили, и я чувствовала себя некомфортно.
– Вы сказали ему, что разговор шел на высоких тонах?
– Вы начали спорить с полковником, вы возражали ему.
– А что мне следовало делать? Встать и отдать честь? Он не председатель Верховного суда.
– Улики против вас достаточно серьезны. К примеру, одежда. Это классика.
Ричер не ответил. Он снова прислушивался. До него донесся шум шагов по коридору. Два человека. Двое мужчин. Они негромко разговаривали. Короткими фразами. Обычный обмен информацией. И они прошли мимо. Дверь не открылась. Ни щелчка, ни шуршания.
– Майор? – снова попыталась привлечь его внимание Салливан.
– Бумажник лежит у вас в портфеле? – спросил Джек.
– Что?
– Вы меня слышали?
– Зачем он мне?
– У вас нет сумочки, но я заметил, что ваша форма прекрасно подогнана по фигуре, а в карманах нет никаких выпуклостей.
– Да, мой бумажник лежит в портфеле, – ответила адвокат, не убирая с портфеля ладоней.
– И сколько у вас денег?
– Я точно не знаю. Может быть, долларов тридцать.
– Сколько вы в последний раз снимали с кредитки?
– Двести.
– У вас есть сотовый телефон?
– Да.
– В таком случае против вас имеется столько же улик, сколько против меня. Вы определенно позвонили своему сообщнику и предложили ему сто семьдесят долларов за избиение вашего учителя. Может быть, не все полученные вами оценки вас устраивали. Может быть, вы все еще на него рассержены.