Мусса решил отказаться от мести, он совершил слишком много преступлений против людей. Сама его профессия было отнюдь не мирной. Но на войне были хороши все средства для достижения цели. Теперь, когда оккупация заканчивалась, он решил не применять больше насильственных методов и попытался исправить последствия своих поступков. Итак, Хадж. Это был новый этап его жизни, к которому он готовился, посещая молитвенные дома и своего нового духовного отца. В этот период времени он выглядел простым горожанином, истинным правоверным. Тот, кто наблюдал за ним, мог считать, что это очередная уловка, трюк, с помощью которого он хочет сбить преследователей со следа.
«Не мог такой «матёрый волк» как Мусса совершенно измениться. Он что-то наверняка задумал, но что именно?»
Никто не мог понять. Мусса много ходил по бедным городским кварталам, помогал людям. Он стал жить их проблемами.
«Вот оно будущее Афганистана!» – думал он. Они устали от войны, артналётов, они живут своей жизнью. Он вспомнил слова Отца, и чем больше он над ними задумывался, тем больше приходил к мнению, что его старый путь – это тупик. Нужно «вернуться», заняться другими делами. Он стал богатым человеком, наследство его семьи составляло несколько миллионов долларов США в различных вкладах и акциях иностранных компаний, которые приносили непрерывный доход. Ему удалось связаться с юристами этих компаний, предъявить свои права.
Его адвокат провёл тест ДНК на родство, совпадение было максимальным. Уже потом ему сообщили, что он может прибыть для подписания нужных бумаг о вступлении в права.
Снежный, холодный месяц! Ночью выпала свежая порция снега. Все дороги занесло этим снегом. Кишлак находился высоко в горах, он был затерян для остального мира на эти несколько месяцев. Мусса лежал на старом тюфяке, укрытый несколькими одеялами. Он голый, его рука и спина забинтованы. На небольшом столе горит тусклым светом керосиновая лампа. Где-то в каменной печке с плохим дымоходом теплится огонь. Большой алюминиевый чайник стоит на ровной раскаленной стойке и уже кипит, свистом заполняет все пространство комнаты. Мусса встает, снимает чайник с этой плиты. Он был слегка укрыт одеялом, его голые ноги в каких-то обрезанных резиновых сапогах. Он стягивает с верёвки исподнее бельё, белые штаны солдатского образца. Натягивает их. За его действиями наблюдает ребёнок, сидящий в углу.
«Кто это? Девочка или мальчик?»
Мусса этого ещё не разобрал. Ребёнок с короткой стрижкой, в тюбетейке, с одеждой, по которой ничего не смог разобрать. Тут темно, но вот Мусса видит, что одно ухо у неё с дыркой! Проколото! Это была девочка!
Мусса оделся, накинул одеяло, вышел во двор. Кругом лежал снег, яркий, искристый. Небольшая тропинка вела к дувалу. Ему нужно было в другую сторону. Он побрёл, осторожно наступая ногами, протаптывая новую тропинку, там за углом должна быть…
Ему тяжело. Кружится голова. Он сейчас вот-вот упадёт без сил!
«Неприятно упасть в холодный снег с полным мочевым пузырём!»
О том, как он лежал всё это время и был до сих пор чист, он старался не думать. За ним ухаживали, пока он был в беспамятстве. Отряд находился в кишлаке недолго. Его оставили тут, как только кризис миновал, и стало ясно, что он выкарабкается. Хозяйка получила запас продуктов, медикаментов, теплые вещи. Ещё ей заплатили деньгами. Заплатили так же старейшинам кишлака. Раненных было несколько, всех распределили по семьям. Отряд ушёл до снегопада, успел вырваться из этой природной западни.
Мусса справился. Оставил свой след возле глиняного забора, дальше не пошёл. Его уже не мутило. Свежий, холодный воздух, солнце на весь двор, голубое прозрачное небо – всё это одурманивало своей значимостью. Он пошёл обратно, остановился, чтобы взглянуть.
«А что там, за дувалом?»
Он не видел этого места раньше, а сюда его принесли уже без сознания. Там, собственно говоря, ничего не было! Кишлак, таких можно насчитать сотни, засыпанных снегом. Длинные тропинки вели куда-то вниз, редкие камни на солнце топили снег. Где-то блеяли овцы, почти рядом. Это было здесь, в сарае. Дом бедный, старый, покосившийся от своего возраста. Дым сизый из трубы, напоминающий часть артиллерийской гильзы. На верёвке висела его одежда. Кровь отстирали. Отверстия зашили. Ткань сырая, ещё не выветрилась.
«Сколько он уже здесь? Кого бы ему об этом спросить?»
Он пошёл обратно, сел на своё место, там было мягко и пахло свежей соломой от тюфяка. Ему хотелось пить, рядом стояла табуретка или что– то похожее на неё, там была кружка с тёмным отваром и тарелка с куском лепешки.
– Как тебя зовут?
Девочка молчала, только смотрела на него.
– Сколько тебе лет?
Она засунула свой палец в рот, блеснула зубами.
«Лет пять!» – определил Мусса.
– Где твои родители?
Ребёнок молчал. Она не боялась его, уже привыкла, что он лежит в их доме, тихо стонет или просто спит. Мусса не боялся, что остался один.
Он в этой деревне гость, а это святое.
Появилась Хозяйка. Это была молодая вдова, впрочем, её очень рано отдали замуж, такие традиции. Родилась в нижнем кишлаке. Свадьбу сыграли, муж привёз её в этот кишлак. Муж был проводником, однажды он спасал в непогоду своих спутников, а сам сорвался со скалы. После смерти мужа женщина не вернулась в родительский дом, а осталась в своём доме. Казалось бы, ну, что её держит? Так высоко в горах почти ничего не растёт, но возле дома росло старое ореховое дерево. Там, на плато, также имелись небольшие земельные наделы, которые принадлежали семье мужа. С них собирали небольшие урожаи. Чтобы содержать скотину, следовало запасать всё лето сено. Для растопки очага ломали кусты и небольшие деревья в оврагах. Небольшой огород ничего не приносит. Казалось бы, что ей теперь делать? Но не идти же навстречу новой жизни куда-то на стройку, в город, где можно найти работу. Осенью собирают плоды дикой сливы, смоковницы, сушат фрукты, катают пастилу для чая. Овец пасёт пастух в общем стаде, нужно платить или отрабатывать. Поэтому вдова работает, не покладая рук. Водой пользуются из речки или чистого родникового ключа. Обычно женщины носят её в небольших сосудах за спиной, замотанный в платок. Возделывать участок дают лошадь, помогают. Если не дадут, то две женщины кооперируются для такой работы. Есть ещё сестра мужа, они вместе впрягались в упряжь, тянули плуг, работали таким трудовым дуэтом. Мужчин в селении мало, в основном старики. Когда-то муж зарабатывал на «чёрный день», а когда этот день настал, то всё унёс. Дочь растёт без отца и практически его не помнит.
Красота этого места не сравнится ни с чем. Горы величественные, окружали все подступы, и только отвесное плато открывало вид на равнину. Сейчас это всё было в снегу. Снег всюду!
Женщина принесла воды, замесила тесто, напекла свежих лепешек. Но стопка зачерствевших лепешек лежала, завернутая в платок. Это запас на тот день, когда будет непогода и выйти не смогут. Тогда лепешки можно ломать, мочить в воде и есть, какое-то время можно перебиться. Вообще-то мука в этом месте была не дешёвая, но вдове заплатили. Она таких денег сроду не видела, теперь у неё есть всё, что нужно. Она даже решила зарезать сегодня курицу, чтобы отварить раненому свежего бульона. Можно даже зарезать овцу. Вообще, резать – это чисто мужская работа, но когда живёшь одна, всё выполняешь сама!